Опер печального образа

— По Дороге жизни едем, — сказал Корнилов своим спутникам. — Санчо, посмотри по карте, когда будет эта деревня Бернгардовка.

— Это не деревня, — заметила Аня, — а микрорайон города Всеволожска.

— Откуда, Аня, ты все знаешь? — удивился Санчук.

— Я в местной газете практику когда-то проходила… Ты не разгоняйся. Видишь усадьбу? Это Приютино. Поместье Олениных.

Кирпичный, неоштукатуренный дом в строительных лесах был так близко от трассы, что на него едва успели взглянуть. Корнилов на месте водителя и вовсе ничего не увидел.

— Знакомая фамилия, — сказал зато Михаил.

— Артист такой был. В «Освобождении» командира батареи играл, — пояснил Санчук. — «Снаряд! Снаряд! Сашка, снаряд!»

— Не кричи ты так, — остановил его Корнилов. — Омоновцев напугаешь.

— Артиста звали Олялин, — покачала головой Аня. — Куда смотрит милиция? Неизвестно куда, но только не в книгу.

— У меня было очень тяжелое детство, — ответил Коля Санчук. — Малороссия. Буряки, бараки. Подножный корм. Мы ваших университетов не кончали.

— Коля хотя бы мыслью куда-то скачет, а некоторые вообще помалкивают, — прозрачно намекнула Аня. — К вашему сведению, Оленин был первым директором Публичной библиотеки. А в его дочку был влюблен Пушкин. Руку и сердце ей предлагал, но был отвергнут.

— Нечего тогда эту Оленину помнить, — отозвался Михаил. — Забыть Геростратку! Лучше бы сказали, какой дурак прямо через историческую усадьбу шоссе проложил? Заасфальтировали, можно сказать, следы Пушкина.

— Так это ж Дорога жизни, — возразил Санчук. — Когда ее прокладывали, не до того было.

— С Дороги жизни мы уже давно свернули. Ты, Санчо, смотришь на карту или голодное детство вспоминаешь? Где эта Озерная улица?

— Так у меня на карте идет Дорога жизни, а тут обрыв, — оправдался оперативник. — Какая-то гадина целый микрорайон вырвала и еще неизвестно, что с ним сделала. С усадьбой Приютино, между прочим, тоже. Можно сказать, с Пушкинским местом…

— Ладно, не дергайтесь, — успокоила их Аня. — Я на вашей Озерной была, кажется.

— Что это ты делала в бандитском гнезде? — поинтересовался супруг.

— Интервью брала у преподавателя ПТУ, — ответила Аня. — Вот, между прочим, это самое ПТУ. Справа будут пятиэтажки, а Озерная улица слева. Вон там…

— Там еще и дома деревянные, с садами и огородами, — заворчал Санчук. — Этого нам только не хватало. Надо было местных ребят подключить. У меня тут, между прочим, приятель начальником угро работает. Звал меня к себе. Обещал с жильем помочь, сейчас бы со своей картошкой был. Ползай тут по пересеченной местности. Интересно, а картошку они уже выкопали?

— Сейчас ты это узнаешь наверняка собственным комбайном, — пообещал ему добрый Корнилов.

Машины оставили около ПТУ. Аню Корнилов хотел оставить в «фольксвагене».

— Если хочешь, на турнике повиси, — сказал он жене, показывая на спортивную площадку училища. — По стадиону побегай, но к нам чтобы и близко не подходила.

Омоновцы толпились еще около автобуса, а Корнилов с Санчуком пошли вперед.

Довольно оживленная трасса плавно изгибалась между домами и деревьями. С противоположной стороны от нее, как от хребта, отходили ребра небольших зеленых улиц. Одна из них называлась Озерной.

Когда группа толстых от обмундирования людей пришла в движение, Аня подошла к их командиру.

— Сережа, огороды выходят на две параллельные улицы. С той стороны речка Лубья, за ней лес. Где-то в той стороне большевики поэта Гумилева расстреляли… Я пойду с вами? Покажу…

— Аня, нам сейчас не до экскурсий. Если с тобой что случится, Корнилов меня застрелит рядом с твоим Гумилевым. Посиди лучше здесь, мы скоро… Где, говоришь, речка Лубянка?..

Опять Анин вагон заскрипел и замер на полпути. К тому же она осталась в вагоне совершенно одна. Только водитель автобуса Анатолий Иванович еще шевелился в кресле, устраиваясь поудобнее, чтобы полчасика подремать.

По обочине дороги шли какие-то девчонки с рюкзаками, за ними старушка с тележкой. Если им можно идти в сторону Озерной, то почему она должна сидеть здесь, словно прикованная наручниками? Аня посмотрела на Анатолия Ивановича, удивилась его способности мгновенно отходить ко сну и не спеша пошла вслед за сгорбленной старушкой, слушая, как скрипит под колесами ее тележки сухой песок.

Даже свернув на Озерную, омоновцев она не увидела. Как шустро эти увальни растворились среди деревьев и кустарников! Если бы сзади по трассе не проносились один за другим автомобили, и сквозь листву кое-где не виднелись вторые этажи и крыши дорогих коттеджей, здесь все было бы, как в родном Анином поселке. Голубое небо с тревожными накануне перелета стаями птиц, ниже — кроны берез и елей, еще ниже — крыши с кирпичными трубами, ветви рябин, кленов. Кусты смородины, крыжовника, садовая скамейка, лопата, воткнутая в грядку, трава, сорняки, выцветшая и пожухлая ботва, а ниже — канавы.