Опер печального образа

— Вообще не целуются. Точнее говоря, японцы не целуются. Это у них не принято.

Аня стояла у кровати, скрестив руки на груди, и с улыбкой слушала, как ее сонный супруг начинает очередную лекцию об обожаемой им Японии.

— Японцы всегда смотрели на целующихся европейцев, как на дикарей. Один японский литератор переводил на родной язык известный европейский роман. Там была фраза типа: «Я сорвал поцелуй с ее коралловых губ». Переводчик долго думал, и в конце концов у него получилось: «Я один раз лизнул ее алые губы». Хитоманэ. «Разок лизнуть»… Потому что для японца лизнуть — еще куда ни шло. По крайней мере, не такое безобразие, как поцелуй…

— Значит, это из Японии пришло к нам выражение «лизаться»? Как ты сказал? Хитоманэ?.. А я слышала, что чукчи трутся носами…

— А я слышал, что русские женщины вообще любят ушами, — донеслось уже из ванной комнаты. — Это высший пилотаж! А Марина Цветаева — «соприкоснувшись рукавами»…

Хотя эта токийская гостиница была построена в старинном стиле и напоминала снаружи синтоистский монастырь, внутри она была по-европейски современна, даже ультрасовременна. Ане их гостиничный номер напомнил любимую детскую книжку «Незнайка в Солнечном городе». Здесь было такое же огромное количество разнообразных кнопок, на которые ее так и подмывало нажать одновременно, а потом лечь на кровать в ожидании результата.

— Незнайка, ты скоро? — крикнула она.

— Хорошо, что я знаю японскую слоговую азбуку и достаточно много иероглифов, — слышала Аня голос супруга. — Правда, тут какие-то дурацкие рисуночки над кнопками вместо иероглифов. Не могли нормально по-японски написать, что ли? За лохов нас тут держат?

— Они же не знали, что из России такой турист прилетит подкованный, который даже не целуется, а лижется.

— Тут, вроде, рука нарисована… Что бы это значило? Рисунки, как у индейцев майя. Где-то я читал, что у мексиканских индейцев и японцев схожая…

В этот момент в ванной комнате раздался крик, затем прозвучали несколько крепких русских выражений. Испуганная Аня застала супруга в самом жалком, то есть голом виде. Михаил стоял на одной ноге, как японский журавль, стараясь подуть на себя сзади.

— Я только вот эту кнопочку нажал, — сказал он Ане обиженным голосом, — а оттуда как даст горячая струя. А я был не готов. Хорошо еще, у них не выскакивают автоматические мечи для харакири.

— Показываю последний раз для японоведов, — строгим голосом сказал Аня. — Это — вода сверху, это — снизу… Покажи, где тебя ошпарило… Ничего страшного… Давай подую… И здесь тоже?.. И здесь?.. Гейши не целуются… Перестань, нам уже пора на завтрак… Медвежонок, я же в одежде…

Через полчаса Корниловы спустились в фойе, где их уже ждала немногочисленная группа российских туристов: две подруги — бизнес-леди и пожилая супружеская пара. Седая дама проворчала, стоит ли молодоженам ехать так далеко от дома для того, чтобы кувыркаться в постели. Но гид-японец заулыбался, закивал головой:

— Любовь — это хорошо. Любовь Кэсы-годзен сделала ее бессмертной.

Все три женщины одновременно глубоко вздохнули, как во время группового дыхательного упражнения. Со вчерашнего дня, когда во время экскурсии по Эдоскому замку гид рассказал им историю легендарной японской жены, они находились под впечатлением.

Кэса была женой императорского гвардейца. В нее влюбился ее дальний родственник Морито. Добиваясь любви, этот дальний, но коварный родственник пригрозил, что в случае отказа расправится с Кэсой и ее мужем. Кэса притворилась, что питает к Морито ответное чувство, но будет принадлежать ему только после смерти мужа. Вечером Кэса надела кимоно своего мужа, сделала себе мужскую прическу и легла на его постель. Ночью появился настырный родственник. Сверкнул самурайский меч, и верная жена, принятая за мужа, погибла…

Между гидом и Михаилом Корниловым установились странные отношения. С одной стороны, японец удивлялся любви русского к его родине, упражнениям «простого полицейского» в японском языке, знанию обычаев, истории и географии Страны Восходящего Солнца. Но, с другой стороны, русский частенько не мог сдержаться и отнимал его хлеб, вернее, его коку риса. Вчера, например, когда гид рассказывал о верной жене Кэсе-годзен, этот русский добавил, что убийца Морито исправился, встал на верный путь, ушел в монастырь, где прославился крайней аскезой, то есть искупил свою вину. Что же касается Кэсы, то у них в Петербурге, в Эрмитаже, есть оба участника этой драмы на старинных гравюрах. Японец-гид все также улыбался, но теперь каждый раз краем глаза наблюдал за Корниловым и внутренне напрягался, ожидая очередной реплики от этого «ненормального русского полицейского».

— Вот почему у русских процветает мафия и коррупция, — говорил он своему коллеге по работе. — Вместо того, чтобы учить криминальные науки и ловить преступников, они изучают японский язык и нашу культуру. Русских нам никогда не понять, но боюсь, что нас они уже почти поняли. Завтра будет экскурсия в Нару. Боюсь, опять этот русский полицейский будет торчать своими знаниями выше храмовой пагоды…