Оперативный простор

– Что-то мне подсказывает, что тебе там совершенно не нравится.

– Издеваешься? Ну издевайся дальше. Я ведь для тебя тоже недобитая контра, как и для следователя. Вы с ним просто два сапога пара, – со злостью заключил Александр. – Знаешь, нам не о чем с тобой говорить. Мы с тобой как будто из разных миров. И у каждого своя правда, вот только понять друг друга нам не суждено.

– Саша, – заговорил я, и он удивлённо вскинулся – видимо, не привык, чтобы я, а вернее прежний Быстров, так его называл, – брось позировать! Я здесь по просьбе Кати. Она страшно переживает за тебя, боится, что тебя приговорят к тюремному сроку – а это лет восемь-десять. И, поверь, следственный изолятор по сравнению с настоящей тюрьмой – пансионат благородных девиц.

– Ничего, и в тюрьме живут люди, – усмехнулся Александр. – И не надо меня пугать: я уже пуганый, и все эти ваши большевистские штучки-дрючки мне хорошо известны.

– Пенитенциарную систему придумали не большевики, – заметил я.

– Пенитенциарную… надо же какими начитанными стали «товарищи», – фыркнул он. – Георгий, не трать на меня время, иди домой к сестре. Успокой её, скажи – пусть не волнуется.

– Сам-то понял, чего просишь? Давай поговорим как два нормальных человека, – я чуть было не ввернул «мужика», но вовремя спохватился и заменил слово на более нейтральное.

Мой родственник явно был голубых кровей и белой кости. Весь облик был пронизан аристократичностью и дворянством. Это не стирается за год или два. Даже СИЗО не поколебал Александра.

– Это как?

– Да так: скажи мне сначала – ты убивал Хвылина или нет?

– Мерзавец был достоин смерти, но я к его убийству не имею ни малейшего отношения, – сказал Александр.

Мне понравилась твёрдость, с которой он произнёс эту фразу. Он не был похож на талантливого актёра и явно говорил правду.

Я почувствовал, как груз падает у меня с плеч. Одно дело – спасать невинного человека, и совсем другое – отмазывать убийцу. Тем более, второе я точно не собирался делать и никогда бы не сделал, даже в ответ на все мольбы и просьбы Александры.

– Я тебе верю, Саша.

– Надо же, – дёрнул он подбородком. – А вот следователь почему-то считает совершенно иначе. И что-то мне подсказывает, что он в этом деле главный.

– Решать следователю, не спорю, – подтвердил я. – Но даже его можно переубедить – тут уже ты поверь моему слову. И ты здесь самая заинтересованная сторона. Так какого хрена ты, Александр, не говоришь, где был и что делал в момент убийства?

– Да потому что не могу, не имею права! – взорвался он.

– Саша, ты дурак? Тебе влепят десятку, отправят в края, где бродят одинокие и злые белые медведи, не факт, что ты выживешь там – твоими сокамерниками будут не вчерашние офицеры, купцы или чиновники… Нет, тебя посадят к уркам, которые будут издеваться над тобой, доводить тебя до срыва – они прекрасно чувствуют, что ты другой, что ты намного лучше и чище их, а таких нигде не любят!

– Ты говоришь так, словно сам отсидел эту пресловутую десятку! – в сердцах бросил Александр.

– Твою мать! Саша, я не понимаю, что такого нашла в тебе моя сестра и какого хрена она выбрала себе в мужья такого придурка?! Я – сыщик, работаю в уголовном розыске, я прекрасно знаю, кто и как сидит. И, если я что-то говорю на этот счёт, то не ради красного словца, а опираясь на свой жизненный опыт. Ты – гордый и упрямый, тебя будут чмырить – надеюсь, ты понимаешь или догадываешься, что означает это слово! Сломать можно любого человека – даже такого, как ты, упёртого, как баран! Но… но даже если ты станешь исключением из правил, выживешь, освоишься – всё равно восемь-десять лет будут вычеркнуты из твоей жизни. Ты сможешь увидеть Катю, только если вам разрешат короткое свидание. А когда выйдешь на волю, обнаружишь, что лучшие годы жизни потрачены впустую, что здоровье ушло навсегда и ты – никому не нужная и никчёмная развалина без малейших перспектив, – я старался вложить в голос максимум убедительности и красноречия, намеренно перебарщивая и сгущая краски. – И всё это ради каких-то непонятных вещей! А в это время убийца останется на свободе и, быть может, лишит жизни других, ни в чём неповинных людей. Ну, скажи мне, Саша, оно того стоит?

Я видел, как бледнеет Александр, как учащённо дышит и как ходит туда-сюда кадык на его горле. Я очень надеялся, что моя эмоциональная речь, мой посыл дошли до него, заставили изменить точку зрения, что он станет колебаться, хорошенько обо всём подумает и…

– Всё, что я мог сказать – рассказал! – срывающимся голосом произнёс Александр.

Чувствовалось, что ответ стал для него трудным решением, и всё-таки он его принял.

– Ты – идиот? Ты подумал, что я скажу твоей жене?! – хотелось дать ему по морде, врезать под ребро, свалить на пол и лупить, лупить ногами, пока из открытого рта не потечёт ржаво-красная юшка.

– Скажи Кате, что я её очень и очень люблю, – спокойно ответил Александр.

Меня охладила его ледяная уверенность, она подействовала на мой разум.