Поверить? Да кому угодно, только бы помогли! Потому что Алина не готова была остаться без Эдуарда. Это невыносимо! Только не так! У них было слишком мало времени для счастья!
– Действуй, парень, – с трудом выдавила она через горло, вдруг превратившееся в наждак.
Глеб и сам не знал, откуда в нем появилась уверенность, что он сможет спасти дядю Эдуарда. Она просто пришла, и все. Опыт говорил мальчику – когда такая уверенность появляется, ей надо следовать. Она никогда не приходит зря. Он опустился на колени рядом с умирающим. Жизнь еще теплилась в нем. Совсем слабым огоньком, но Глеб его чувствовал. Ему нельзя дать погаснуть и нужно постараться раздуть.
– Мама?
– Да, Глебушка?
– У тебя осталось хоть что-нибудь из… ну, ты понимаешь… этого?
– Совсем чуть-чуть.
– Ему это нужно. Сейчас. Пожалуйста!
Мама кивнула, присела рядом, положила ладони на грудь дяди Эдуарда. Выдохнула.
– Все, сынок. Все, что было, отдала.
Глеб улыбнулся – огонек чуть окреп. Несильно, но теперь его уже можно раздуть, не опасаясь погасить совсем. Мальчик положил руки на грудь дяди Эдуарда. Вернуть. Вернуть его таким, какой он был. Глеб перед походом много разговаривал с дядей Игорем, и тот ему объяснил, как он такое проделывает. Он называл это обратной перемоткой. Глеб не сомневался, что у него тоже получится. Он обратился к своим способностям. Мальчик даже не знал, когда и как они в нем пробуждаются. Просто появляются, и все. Но ему сейчас нужны были не объяснения, а результат. Ну же, давай! Он представил дядю Эдуарда живым, здоровым, улыбающимся, таким, каким он был даже не здесь, до того как на них напали, а там, в Белоярской Зоне, когда они еще никуда не отправились. Представил так, как будто это уже свершилось – так его учил дядя Игорь, – и закрыл глаза, чтобы было проще. Представлял, представлял и представлял… Пока ему не показалось, что дядя Эдуард шевельнулся. А потом выдохнула свое: «Твою налево!» тетя Алина. И по тому, как это прозвучало, Глеб понял: получилось, и открыл глаза.
Дядя Эдуард шевелился, пытаясь подняться, но ему это было трудно, потому что сверху на него навалилась тетя Алина и как безумная стала покрывать поцелуями его лицо. А в следующий момент мальчику закрыла глаза мамина холодная ладонь и заставила отвернуться.
– Как ты это сделал, Глеб? – изумленно прошептала мама.
– Не знаю… – мальчик пожал плечами. – Оно как-то само…
Шум, послышавшийся из дальнего конца грота, там, где был наклонный проход вниз, заставил всех замереть и медленно повернуться туда. Повернулся и Глеб. Из темного прохода с трудом выбралась безликая фигура в плаще. Посвященный. А на себе он тащил бездыханное тело…
– Папа! – звенящим голосом разорвал повисшую тишину Глеб и вскочил на ноги.
– Мне очень жаль, – глухо прозвучало из-под капюшона. – Очень жаль…
Эпилог. После конца света
Есть такой бородатый анекдот: «Сначала наша кошечка тоже боялась пылесоса, а потом ничего, втянулась». Так вот, это почти про меня. В моей жизни изменилось не просто многое – изменилось все. Сталкера Художника и даже сувайвора Артема Калитвинцева больше не существовало – им на смену пришел новый Посвященный. И это была действительно существенная разница. Перерождение основательно расширило мои возможности, но заметно сузило спектр эмоций. Сузило бы и еще сильнее, если б я специально не боролся за сохранение своей человечности. И буду бороться, ибо мне необходимо помнить, что я человек. Я не хочу забывать свою семью – Риту и Глеба. Не хочу разучиться любить. И пусть так мне будет тяжелее пережить разлуку, я готов на это пойти. Став таким, как сейчас, я многим пожертвовал, но перестать быть человеком – это уж слишком. Поэтому, перебираясь на новое место, я набрал с собой любимых книг и фильмов на дисках. Каждый третий день по расписанию выделяю на чтение и просмотр пару часов, называю это «время человека». Больше, к сожалению, не могу, так как со свободным временем у меня теперь напряженно.