Операция "Бешеные лошади"

— Ду-ура! Ты ничего не поняла, — выговаривая каждое слово по отдельности, — оборвала её Тара. — Это наш Совет Матерей на этом не остановится. Они захотят отыграться и наверняка готовят уже флот вторжения в этот их вонючий, нищий городишко.

— Зачем? — удивлённо посмотрела на неё Варья. На оскорбление она не прореагировала никак. — Нам же там ничего не надо. Ни золота, ни добра какого, там же ничего нет. А нападать на них себе дороже. Они же бешеные. Будут драться за каждый кустик. Нам это вторжение такой ещё кровью выйдет, что лучше бы его и не было.

— Они используют наших девочек, — с тоской во взгляде заметила Тара, снова тихо ткнув кулаком в стену каюты. — Используют то, что они окажутся в городе. Как только до них дойдут вести о порядочном обращении с пленными, так они наверняка решат этим воспользоваться. И я даже знаю, как, — с тоской во взгляде, Тара опустилась на откидной стул, привинченный к стенке каюты, и мрачно уставилась прямо перед собой. — А потом их постараются всех изолировать и перебить, чтобы вести о хорошем к ним отношении не достигли любопытных ушей в остальном войске. Чтобы у других не было искуса сдаваться левобережным в плен.

— Они по любому смертники.

— И тут ещё эта сучка, Лидка Подгорная. Шлюха тупая! — выругалась Тара.

— Да, — протянула задумчиво Варья, — припомнит она нам этот вонючий трюм, припомнит. Такая, не забудет.

— Может её того? — махнула она большим пальцем правой руки по горлу.

— Поздно, — глухо отозвалась Тара. — Сразу надо было. А теперь уже поздно, — с явственно прозвучавшей тоской в голосе, тихо проговорила она.

Кибитка лазарета. *

По грязно белому войлоку боковой стенки просторной, но раздражающе низкой кибитки, в глубине которой на крепких толстых конопляных канатах был подвешен узкий, походный гамак для раненого Сидора, медленно ползла большая, жирная муха.

— "Муха, — была первая мысль, пришедшая Сидору в голову как только он открыл глаза. — Зелёная. Жирная. А это? — повёл он вокруг глазами. — А это я уже где-то видел…

— Лазарет", — пришло осознание.

— Здорово Сидор! — негромкий, с нотками явного облегчения голос сидящего у его изголовья Корнея вывел его из задумчиво-созерцательного состояния. Осторожно пожав лежащую поверх новенького лоскутного одеяла безвольную руку раненого, Корней тихо, участливо спросил. — Ты как тут, живой?

— Да живой я, живой, — едва слышным, слабым голосом откликнулся Сидор, пытаясь через силу улыбнуться. — Вот зараза, — пожаловался он жалобно, — даже улыбнуться не могу. — Сил нет.

— Да-а…, - медленно протянул Корней, глядя на лежащего, как колода Сидора с откровенной жалостью, — здорово же тебя расшибло. Мы уж тут думали всё — нет больше нашего Сидора.

— Теперь будешь знать, каково это в атаку на конного рыцаря дуриком нестись. А то всё ерунда, ерунда, панцирь, панцирь, — сердито обругал его Корней.

За раздражением, демонстративно написанным на его лице, хорошо было видно как Корнея покидает до того тщательно скрываемое от Сидора безпокойство.

— И тебе спасибо на добром слове, — Сидор едва смог найти в себе силы немного раздвинуть губы в улыбке. — Я тоже рад что ты живой.

— Ребята санитары, все, как один грозились, что в следующий раз они сами тебя прибьют, чтоб дурью подобной не маялся. А то, жалуются, возиться потом много приходится, — невесело пошутил Корней. — Чижол ты больно таскать тебя на закорках по всему полю, да потом ворочать твою неподвижную колоду в гамаке.

— Жалуются, значит, — через силу улыбнулся Сидор. — Это хорошо. Хуже было если б вообще не интересовались.

— Ну это вряд ли, — тихо проговорил отвернувшись Корней.

Сидор, отвлёкшийся на надоедливую муху, его не расслышал.

— А это что? — скосил он глаза в угол кибитки, заваленный каким-то железом. — Никак трофеев натащили? — слабо пошевелил он пальцами, пытаясь указать на заваленный каким-то острым железом широкий и низкий походный сундук. — Ишь ты как много, — подивился он. — Хорошо, что хоть железа, а не пилюль всяких, — слабо пошутил он.

— Не боись, — скупо улыбнулся Корней. — Будут тебе и пилюли. Ящеры твои, из обоза, как узнали, что ты живой, так настоящее безобразие учинили. До того тихо сидели, словно пришибленные, считали что тебя рыцарь всё…, того…, - Корней сделал характерную отмашку поперёк горла. — Не верили что бронь твоя выдержала такой удар и что сам ты после этого живой в ней останешься. Да и никто не верил, честно говоря, — тихо проговорил он.

Так что, ты бы их приструнил, что ли, ящеров своих. А то совсем обнаглели. Всё-то у нас по их мнению не так. И врачи не такие, и всё остальное прочее не такое. Пока их до тебя полудохлого не допустили, так и не успокоились. А Пилюлькина нашего, дежурного лекаря из училиша, так вообще грозились прибить, когда он к тебе при них попытался сунуться. Так беднягу зашугали, что он теперь к твоей кибитке и близко подойти боится.

Надеюсь, что теперь хоть поуспокоятся.