Операция «Фауст»

– Прямо не сказали, но не из той мы с тобой породы, чтобы раньше времени дуба давать! Сводки слушаешь? – Волков посмотрел на висящие в изголовье наушники. – Немцы у Сталинграда, на Кавказе. Ты хоть примерно представляешь, в чем их сила? Одни говорят, мол, у них больше самолетов, танков, автоматов. Все это так. В стратегическом масштабе – азбука. Однако дело не только в том, что на фашистов работает вся Европа. Припомни-ка, я в Германии твое внимание на мелочи обращал. До мелочей у немцев продумано все, что нужно для боя, для окопной жизни. Возьми хоть связиста. Наш боец зубами, гвоздем, смекалкой мужицкой возьмет, а у того и монтерский нож, и специальные заземлители, и кусачки, и разные другие инструменты. Или что на ногах? Носки – хлопчатобумажные и шерстяные. Секунда – и обут. А ты намотай одну портянку, другую, да так, чтобы не сбилась она, ног не натерла. А потом обмотки накрути. Чуешь разницу?

– К чему вы это?

– К чему? – переспросил Волков и посмотрел в глаза Павла долгим, тяжелым взглядом. – К тому, что нельзя мелочами пренебрегать, дорогой ты мой Клевцов. Не исключено, придется тебе в Германию пробираться и там поработать недолго. Раз уж куснула тебя змея, дави ей башку! Пока же, как говорят, не начавши – думай, а начавши – делай.

– Стало быть, Нина ко мне ходит, учит с вашего ведома?

– А ты разве против?… Отныне Нина станет приходить вечером, а я буду с тобой беседовать по утрам.

Теперь Павел понял, что и Волков, и Ростовский, и Нина между собой связаны делом секретным и важным. В эту орбиту включили и его. Новое оружие, появившееся у немцев, всерьез заинтересовало командование, если уж даже Волков при должности далеко не рядовой решил лично заняться Павлом.

– Поговорить придется о многом. – Волков достал папиросу, одумавшись, сунул ее обратно в пачку. – Ты инженер, знаешь техническую сторону дела. Теперь придется тебе усвоить философию, немецкую историю, фашистское мышление и многое другое. Создавая дисциплинированную, жестокую армию, гитлеровцы ведь придавали особое значение воспитанию воли и характера солдата. В этом тоже их сила.

Волков раскрыл портфель, вытащил несколько книг.

– Не удивляйся, здесь и геополитик Хаусхофер,[25]

и фашистские писатели Гримм и Юнгер, и генерал Драгомиров,[26] кстати умнейший специалист по военной психологии, хоть и царский… Читай. Одна рука у тебя действует, книгу держать сможешь. Читай и думай. Думай за германца.

– Алексей Владимирович, разрешите высказать одно соображение, – приподнялся на локте Павел.

– Слушаю.

– Я вспоминал разное из того, что произошло на фронте. Выплыла одна деталь. Перед тем как мне приехать в батальон Самвеляна, разведчики захватили «языка». Его звали Оттомар Мантей. Он был фенрихом того училища в Карлс-хорсте, где мы с вами были в сороковом.

– Так-так, – заинтересованно произнес Волков.

– Мантей на допросе сказал, что на фронте проходил практику, минировал позиции перед своими окопами. Как-то не сходятся концы с концами. В каком звании был Мантей? Фельдфебель, без пяти минут офицер. Не могли немцы использовать его как простого сапера!

– А помнишь, как они гоняли фенрихов на танковом полигоне?

– Полигон – не фронт. Здесь они рисковать не станут. Сдается, Мантей знал об оружии, на которое напоролись наши танки. Знал, да не сказал.

– Что ж, можно поискать Мантея в наших лагерях военнопленных. Вдруг ты и прав…

2

Слова-сигнализаторы выражают душевное состояние, раскрывают содержание за пределами предложения…

Они разобрались в этой композиционно-речевой системе и ее модификациях. Теперь практиковались в интонации вопросительных предложений, где на первый взгляд несущественная мелочь играла большую роль. Ну, кажется, чего проще вопрос: «Вас ист дас?» Такое предложение произносит учитель, держа книгу в руке и спрашивая о ней учеников: «Что это?» Отсюда спокойная интонация. Но вот тот же вопрос, однако с существенной приставкой: «Вас ист денн дас?» Эта так называемая модальная[27] частица внесла в вопрос тревогу, раздражение, иными словами, выразила чувства, переводимые на русский язык как возмущенное: «Что такое?!»

Так, перебираясь от одной темы к другой, Павел постигал глубины языка. Нина вела урок старательно, как ведут его студенты-практиканты в присутствии строгого методиста. Свой предмет она знала настолько досконально, что не представляла себе объема знаний, который может понадобиться обыкновенному немцу. Павел смотрел на ее носик с узкими раскрылками, на глаза, прикрытые загнутыми ресницами, на нежные просвечивающие пальцы, которыми она перебирала страницы учебника, – и глубокая жалость с безмерной любовью охватывала его.

Проносилось время, отпущенное на занятия. Она совала в портфельчик книги и, поцеловав, торопливо исчезала. Павел оставался один. Приносили ужин. Появлялась сестра со шприцем и порошками. Зажигала настольную лампу, направив ее свет так, чтобы удобней было читать, – и снова наступала ночь.