– Нет там еще никакого бункера, товарищ Сталин, – проворчал генерал Матвеев, – а то, что есть – совершенно несерьезно. Мы слишком быстро воюем, и из-за этого немцы не успевают строить не только рубежи долговременной обороны, но и убежища для своих бонз. Единственный подходящий в смысле размещения Ставки Гитлера объект в окрестностях Берлина – это подземный комплекс в Цоссене, построенный перед самой войной, но еще ни разу не использованный по прямому назначению, ибо управление войсками осуществлялось из передовой ставки в Восточной Пруссии.
– Ну хорошо, – сказал Сталин, – пусть будет комплекс в Цоссене. В любом случае, такую крысу как Гитлер непременно потянет в самую глубокую нору.
– Это нам, товарищ Сталин, абсолютно параллельно, – сказал генерал Матвеев. – Ну, потратим мы на этот Цоссен не одну тяжелую бомбу, а десяток, а потом, напоследок, приголубим это место «папой», чтобы под руинами не осталось живых. Игра будет стоить свеч, потому что, кроме Гитлера, в эту «хорошо защищенную» нору наверняка забьется вся военная и политическая верхушка Третьего Рейха…
– И кто же в таком случае будет подписывать необходимую нам Почетную капитуляцию? – хмыкнул Сталин, – если вы всех этих деятелей прибьете одним махом и никого не оставите на развод?
– Вот именно поэтому сейчас важно, чтобы Гитлер сидел в своем Бергхофе ровно, не ощущая непосредственной угрозы своей персоне, – сказал Сергей Иванов. – Гальдер должен быть отдельно, Гейдрих отдельно, и этот бесноватый отдельно.
– Вы все еще рассчитываете сделать из своего крысиного волка что-нибудь приличное? – сказал Сталин. – Есть мнение, что это зря. Черного кобеля не отмоешь добела.
– Гитлером и его Третьим Рейхом нехорошие люди в Европе и вообще в мире не исчерпываются, – сказал Сергей Иванов. – Ведь были люди, которые поддержали молодой германский национал-социализм идейно и деньгами, они же вложили большие суммы в германскую военную промышленность, совершенно уничтоженную после Первой Мировой войны, а потом пролоббировали подписание эпохального в своем смысле Мюнхенского соглашения. Именно это и должен расследовать местный Нюрнбергский трибунал, а не только проявлять мстительные рефлексы в адрес по большей части покойных к тому времени нацистских бонз. Гейдрих обязательно должен выступить на этом суде, вскрыть всю подноготную и покаяться по полной программе – и тогда смертную казнь ему можно заменить пожизненным заключением. И для нас этот процесс будет не менее важен, чем для вас. Ведь разжигание второй мировой войны происходило совершенно одинаково в обоих мирах, и эта тема в нашем мире остается горячей даже несмотря на то, что с тех пор прошло восемьдесят лет.
– Ну хорошо, – сказал Сталин, – пусть будет так. Посмотрим, что из этого получится, но хуже чем есть, однозначно не будет.
19 марта 2019 года, 8:05. Донецкая республика, поле в четырех километрах западнее Иловайска.
За ночь подморозило, жидкую грязь в колеях проселочной дороги схватило ледком, и поэтому колонна из четырех тентованных КАМАЗов и трех джипов УАЗ Хантер относительно беспроблемно добралась до места будущих испытаний. Три грузовика были под завязку набиты аппаратурой для прокола обычной трехмерной метрики, за четвертым по дороге разматывался высоковольтный бронированный электрический кабель. Люди, сидевшие в УАЗах, вид имели мрачный и сосредоточенный. Впрочем, у каждого на это была своя причина. Одним предстояло выполнить важное задание, как выражаются по ту сторону Врат, «партии и правительства», другие прощались с прежней жизнью, которая заканчивалась у них навсегда. Не факт, что новые порядки будут хуже, но все равно то, что было раньше, не вернется уже никогда.
Едва колонна остановилась, из первого УАЗа, непритязательно покрашенного в цвет хаки, выскочили техники в фирменных спецовках ГКНЦ «Опал» и принялись сноровисто соединять между собой заранее заготовленными кабелями блоки аппаратуры, расположенные на разных грузовиках. Тем временем из второго УАЗа, остановившегося на некотором расстоянии от будущей испытательной площадки, не спеша выбрались несколько человек старшего возраста и более интеллигентного обличья и стали наблюдать за творящейся суетой. Это были академик Велихов, его первый заместитель Сергей Бурцев, а также руководитель проекта по созданию испытываемого сейчас устройства, с двумя помощниками.