Операция «Хаос». Операция «Луна»

— Ну, Хелен приказала нам продолжать работу, а когда упаримся, ехать по домам и ждать вызова… который может прийти когда угодно. Мы тут сидим сегодня весь день, потому что я запланировал эксперимент, который откладывать нельзя. Я так и жду, что на следующую неделю весь персонал будет занят писанием отчетов и объяснительных или… поиском новой работы, — горько добавил он.

— Эх! Что мне делать?

— Хорошо, что ты пришел. Мы хотим пустить в ход твои особые таланты.

Маленькая команда Джима пыталась понять, почему переговорное устройство издавало вой койота. Тут могла крыться ниточка к причинам катастрофы, которые необходимо выяснить до следующего запуска, если таковой вообще будет. Джим докопался, что главный кристалл каким-то образом попал в волновые колебания и заклинил между двумя альтернативными, так сказать, историями. Это предположение проверить было трудно. Тестовый аппарат был оснащен двумя мандрагоровыми усилителями. Оба корня были мужские, и их голубой союз протекал бурно и сварливо. Если Джим оставит их соединенными на всю ночь, можно считать аппарат загубленным и начинать все сначала.

Что касается меня, то я скорее инженер, а не колдун. Знаю только азы релятики. Когда силы пересылаются на бесконечно растущей скорости, частота уже не имеет значения. Но даже в человеческом облике нос у меня работал лучше, чем у остальных, и природные силы я чуял хорошо. В том числе и мандрагору.

Никто еще не мог добиться от этой твари приплода. Каждая мандрагора — вещь в себе, со своими законами, вернее, капризами. Им нужно угождать во всем, иначе они разобидятся и толку от них не будет, а то выдадут такое, что пожалеешь, что с ними вообще связался.

Я осторожно, не спеша, начал нащупывать линии связи и несколько часов только и делал, что настраивал и перенастраивал аппарат. Обед мы пропустили. Перекусили тем, что прихватили из дому, не отрываясь от работы. Тем более что пустая столовая нагоняла тоску. Наконец мы смогли поздравить друг друга с некоторыми сдвигами.

— Господи, Стив, — выдохнул Джим, — кажется, мы справились. Загадка решена! Нужно быстренько все записать и уматывать домой, чтобы поспеть к ужину.

— Но сперва угоститься пивом. — Я встал, потер натруженные глаза и размял затекшие мышцы. — Если только вы не храните в холодильнике запрещенное спиртное.

— К сожалению, нет, — ответил Джим. — Но оставаться здесь смысла нет. Поднимешь стаканчик за нас в „Марсе“ по пути домой.

А я подумал, долго ли наш любимый бар будет носить это название и не закроется ли он вообще.

Я до сих пор остаюсь в неведении, совпадение ли это, или телефон в лаборатории был заколдован на съемку. Но он произнес: „Мистер Стивен Матучек, подойдите к доктору аль-Банни в семьдесят седьмой кабинет исследовательской лаборатории Сулеймана“.

Мы, все четверо, переглянулись.

— Ого-го! — удивился Джим. — Большому кораблю — большое кораблекрушение. Что же ты успел натворить, а?

— „Lapsituri te salutamus“![5] — ответил я цитатой из молитвы святому Ляпу, покровителю программистов, допустивших ошибку, и вышел.

Глава 12

Нужное здание находилось неподалеку. По мере того как я подходил, оно все сильнее нависало надо мной. Купол дома — в форме луковицы. Над входом в арабесках красовалось изречение из Корана, которое лишний раз свидетельствовало о влиянии аль-Банни и о его значимости для проекта. Что, в свою очередь, вызывало в людях не только зависть, но и расовую ненависть, на которой мигом сыграли политиканы вроде Шалтая и Болтая.

Президент Ламберт и политики, употребляющие свинину, пошли у них на поводу. И хотя теперь аль-Банни потерял бразды правления, общественный интерес и даже энтузиазм, он сделал для Твердыни больше, чем все толстые мыши страны, которые прибывали сюда с невероятной помпой, стараясь перещеголять друг друга. Но современная американская публика — изменчивая сука. Наш шумный крах вызвал цепную реакцию, на чем не преминули сыграть наши противники.

Я нашел аль-Банни в одиночестве в кабинете, где он мог работать или принимать гостей. Когда стеклянные глаза на входе просканировали меня, бронзовая дверь открылась, и я ступил в длинный зал, освещенный зеленоватым светом. Обставлена комната была красиво, но скромно, зато рабочей аппаратуры было полным-полно. Из курильницы поднимался сладковатый дымок. По комнате плыла грустная песня флейты.

Аль-Банни встал, чтобы поздороваться со мной, он вообще слыл вежливым и обходительным для человека своего положения. Обычно он носил западные одежды, предпочитая пестрые гавайские рубашки, которые наводнили Нью-Мехико, но сегодня он надел белую кабу. В арабском наряде он стал казаться еще выше и крупнее. Смуглое лицо с горбатым носом утратило прежнюю веселость, и мне даже показалось, что в его черной бородке прибавилось седины. Но пожатие шефа было крепким, а глубокий голос рокотал ровным басом.

— Добрый день, мистер Матучек. Спасибо, что сразу же зашли ко мне.

— Рад видеть вас, сэр, — проблеял я. — Мы работали как прокля… как собаки. Чем могу быть вам полезен?