После того, как его старший сын Варлаам стал студентом, батоно начал сильно интересоваться проблемами высшего образования.
– Геологический, – с улыбкой ответил Кулаков. – Я ещё успел застать романтику, поработать в своей профессии. Нефть в Сибири нашли тоже при моём скромном участии. Так что не одни грехи на моей совести – есть и заслуги. Ладно, давайте о главном! – Борис Ананьевич провёл ладонью по лицу, словно стирая с него ностальгически-расслабленное выражение. Теперь перед ними сидел жёсткий и цепкий пахан. – Что вы знаете об участниках данной операции? Я имею в виду дело об убийстве Гаврилова и всё, что с этим связано…
– Знаю, что Стеличек имеет свой интерес, – небрежно, будто не придавая этому никакого значения, начал Ружецкий.
– Это верно, – сразу согласился Кулаков. – Он лично привёз из Италии партию оружия, средства от продажи которого отмывали и спасали в ходе обмена. Но вы, похоже, ничего не знаете о главном игроке – Святославе Иващуге. Слышали про такого?
– Нет! – Михаил удивлённо посмотрел на Тенгиза. – А ты, батоно?
– Впервые слышу, Мишико, – сразу же ответил тот.
– Он с Западной Украины, из семьи оуновцев. Но по-русски говорит прекрасно – без малейшего диалекта. Кстати, сын профессора Львовского университета. Долгое время свои политически взгляды семья тщательно скрывала, а теперь всё наружу выплыло. Он любит, когда его называют «проводник» – это на их сленге командир, вождь. Всегда ходит в дымчатых очках, одежда часто бывает в клетку. С виду он похож разве что на книжного спекулянта, и потому в глаза не бросается. Немудрено, что Иващуга не попал в вашу картотеку – умеет маскироваться на местности, как ядовитая змея…
Кулаков замолчал, потёр свитер над сердцем, и несколько мгновений ловил ртом воздух. Потом, немного успокоившись, продолжил.
– Все мы, вместе взятые, ему в подмётки не годимся. Простоватые ребята – замели нас когда-то, дела сшили. Теперь милиция всё про нас знает. И про Дмитрия в том числе, – заметил Кулаков. – Может, сам он и не полез бы на рожон, да Иващуга заставил. С Проводником спорить не решился бы даже его славный дядя, Веталь Холодаев. Есть «отмороженные», которых вся «братва» боится. Вот, Иващуга как раз такой и есть…
Кулаков смотрел в окно, которое выходило в сторону кладбища. По одноколейке простучала колёсами электричка, идущая в сторону Сестрорецка; её окна были белыми, заледеневшими. Со стороны Серафимовского, опираясь на палку, то ли дело останавливаясь, ковыляла старуха в тулупе и валенках с галошами. Она хрипела и кашляла так громко, что слышно было даже здесь, в квартире.
– Хорошо, что мы с вами встретились, – ещё раз отметил Борис Ананьевич. – И я постараюсь облегчить ваш труд. Насчёт Проводника – первое вам предупреждение. Я не стану говорить о возможных покушениях – хотя бы потому, что вы не испугаетесь. Я, в отличие от многих наших пацанов, с уважением отношусь к кадрам из Шестого управления. А также – к гебистам, которые занимаются чёрной работой, а не молотят языками. – Кулаков задумался, постукивая сжатым кулаком по столешнице. Потом поднял глаза – голубые, чистые, прозрачные. – Нет, обычное покушение – ещё не самое плохое…
– Что же тогда? – Ружецкий отпил немного кофе. Хозяин сервировал стол ещё до их прихода, и между делом принёс с кухни горячий кофейник. Орехи и печенье горками лежали в разноцветных вазочках.