Операция «Лесные муравьи»

Долго бродит одинокая, сбросившая крылья самка, выбирая под камнем, в старом пне, между комочками земли подходящее место. Готовая норка есть не всегда, часто её приходится рыть. Разумеется, сырую землю рыть легче, чем сухую. Не потому ли брачные полеты муравьёв обычно происходят в первые же теплые часы после сильных дождей?

Несколько изловленных после брачного полета молодых самок жнецов Мессор поселили в маленькие, размером со спичечную коробку, с двух сторон остекленные клеточки, через основание которых были проложены трубки для воды.

Пока земля в гнёздах была сухой, самки и не пытались строить зародышевые камеры, но стоило заполнить трубки водой — земля увлажнилась и все начали поспешно рыть ходы вглубь. Когда с клеточки убрали ставни, видно было, как Мессор отгрызает и формует челюстями землю, как спрессовывает её ударами головы и брюшка и потом выносит наверх комочки. Первые ходы сечением в 4–5 миллиметров и глубиной в 3–5 сантиметров вели в верхнюю камеру размером примерно в 2 кубических сантиметра, отсюда — во вторую, а часто и ниже, в третью. На это уходило от пяти до девяти дней. Некоторые самки без видимой причины принимались полностью переделывать выстроенные камеры, причем работы затягивались на две, а то и на три недели.

Самка чаще обосновывалась в нижней — третьей камере, выдавая этим своё тяготение к влаге. Как только воды в трубку добавляли, повышая таким образом влажность почвы в гнезде, самка переселялась выше, во вторую, менее сырую камеру.

Так же и самки других муравьёв, действуя челюстями и ножками, роют штольню книзу, расширяют на дне её камеру, а отсюда обычно прокладывают ходы ещё ниже — к следующим камерам. Покончив с этим, самка возвращается к первому входу и наглухо запечатывает его изнутри.

Строительство надёжного убежища нелегко даётся насекомому: зубцы по краям челюстей выкрашиваются, волоски, которыми покрыто тело, стираются, блестящий хитин груди и брюшка покрывается царапинами, а наплывы на стебельке тускнеют и теряют форму. Об этих подробностях не стоило бы напоминать, если бы в связи с ними вновь не разгорелся спор на старую тему.

Из поколения в поколение десятки миллионов лет повторяется изнашивание покровов молодой матки, и, однако же, все подобные изменения не воспроизводятся у её потомства, — говорили биологи, увидевшие в этом факте доказательство того, что признаки, приобретаемые живым в течение жизни, не наследуются, не могут наследоваться. Даже такой крупный специалист, как В. Вилер, поддавшись мнимой убедительности этого аргумента, в своей знаменитой монографии о муравьях, писал, что самки и сейчас рождаются с зубчатыми челюстями. Тело их при рождении покрыто волосками, хитин блестит…

Но разве возможно, чтобы трудности, сопряженные с закладкой нового гнезда, привели к появлению муравьиных самок не с зазубренными, а со стершимися, гладкими челюстями? Насекомые с гладкими челюстями вообще не способны были бы рыть землю. Не вернее ли ожидать, если уж вид существует, что все происходит как раз наоборот? Зубцы челюстей самки стираются при строительстве зародышевой камеры. Тем более острыми и крепкими должны быть эти зубцы у самок последующих поколений. Изнашивается хитин головы, груди и брюшка? Значит, он обязательно будет прочным у дочерей, внучек, правнучек, праправнучек. Самка после брачного полёта теряет крылья? Что же здесь дает основания думать, что последующие поколения самок окажутся бескрылыми? В потомстве воспроизводится ведь не результат, а сызнова повторяется весь процесс формирования и развития.

Одиноко бродит в темноте своего естественного заточения молодая самка. В родном гнезде ей были обеспечены постоянный уход, обильное питание. Она не участвовала в строительстве, не заготовляла корм, не воспитывала молодь. Зарывшейся в зародышевой камере муравьиной самке и видеть не приходилось, чтоб какая-нибудь другая самка выполняла то, что её ожидает сейчас. Да, собственно, кому на свете, кроме, разумеется, специалистов, изучающих поведение изолированных самок, придёт в голову искать способ подсмотреть все это? И, однако же, она уверенно совершает положенное, выполняет своё назначение, в ней сейчас сосредоточен опыт миллионов лет развития, и эта вслепую передаваемая из поколения в поколение эстафета вновь являет собой пример инстинктов, что вступают в действие раз в жизни и тем не менее с необходимостью заложены в потомстве.