Операция начнется в подень

Он говорил ему открыто: "Олег Викторович! Вы мне подходите. Мне нравиться, как вы умеете вести дела. Если я буду двигаться наверх, а это очень даже возможно, то возьму вас с собой. Мне нужные такие люди как вы".

Прикомандированному офицеру ФСК льстило внимание Плотникова. Бывая в Управлении, он пытался это предоставить, как слабость председателя облкомимущества, желание понравиться, заслужить уважение у такой могущественной спецслужбы, к какой принадлежал Веревкин. Говорил об этом всем окружающим обычно с кривой усмешкой, всячески подшучивая над Плотниковым. Однако в глубине души он все более проникался желанием работать не на государство, а на этого человека.

Обед, устроенный неприлично толстым директором завода Кривозубовым, протекал в единственном ресторане города, находящемся напротив районной администрации. Как и положено, в таких заведениях, здесь был небольшой зальчик для важных персон почему-то окрашенный в розовые тона. Розовые обои, бежевые стулья, бледно-розовая скатерть. У Плотникова мелькнула мысль, что розовый цвет, должно быть, вызывал аппетит у местных начальников: и чревоугоднический, и плотский.

Несмотря на отдаленность от центра, районные повара еще не разучились готовить. Было много вкусной еды, выпивки и Плотников, под влиянием спиртного подобрел, размяк, начал предаваться вместе с Кривозубовым воспоминаниям о комсомольской молодости.

Молодость была веселой и бурной, полной романтики и приключений. Вместе с тем, она уже была невозвратимо далекой. Это последнее обстоятельство заставило Михаила Яковлевича прослезиться.

– А помнишь Леша, ту молоденькую блондиночку на сборах в Крыму? – спрашивал он приятеля, – как мы с ней куролесили! Чего только не вытворяли! Но, если надо было принять на грудь, то от мужиков не отставала. Да…компанейская девка. И представь, оказалась вторым или третьим секретарем горкома комсомола в Воронеже.

– Не говори, – с сожалением вздохнул Кривозубов, – умели раньше подбирать кадры. Теперь – не то! Гонора много, а толку с них никакого. Недавно хотел взять секретаршу. Прикинь, начал с ней беседовать – она говорит зарплата, то, сё. Я намекаю ей на всякие дела, а она прикидывается, будто не понимает. На фига мне такая нужна!

– Нет, не та нынче молодежь! – сказал Плотников, глядя влажными глазами на Кривозубова, – бабок хотят, а работать – нет. Ну, так что, Леша, – перешел он к делам, – как будем приватизироваться?

– Как, как, по закону! – ответил Кривозубов, покосившись на Веревкина, – мы же по-другому не можем. Или как?

Громко рассмеявшись, Михаил Яковлевич сказал:

– Мы с Олегом Викторовичем тебя понимаем. Ведь так? – он посмотрел в глаза Веревкину и тот, чувствуя, что решается не только вопрос о том, сколько получат Кривозубов и Плотников от этой приватизации, но и в какой-то мере его судьба, сказал ответно улыбнувшись:

– Конечно, Михаил Яковлевич. Мы люди с пониманием.

Дальше разговор пошел живее.

Начали распределять проценты акций, деньги, которые должны были получить участники дележа. Плотников колебался, не зная, что выбрать – стать крупным акционером завода или получить наличку. Не забыли и Веревкина. Услышав, какая сумма может перепасть ему за то, что он только поставит подпись на документах, Олег Викторович еще более похвалил себя за то, что решил "лечь" под Плотникова.

Ближе к вечеру, когда было уже прилично выпито, они всей троицей переместились в баню. Там тоже был накрыт столик. Только немного проще – со свежей зеленью, рыбой и пивом.

Они много пили. Кривозубов от выпитого только краснел, но пьянел не сильно – чувствовалась закваска старого номенклатурного работника. А вот Плотникова и Веревкина развезло. У них пошел совсем уже откровенный разговор, местами непонятный директору завода.

– Ну что, Викторыч, колись, кто у меня работает на вашу Контору? – спрашивал, еле ворочая языком Плотников.

– А никого, Михаил Яковлевич – отвечал ему Веревкин, какими-то булькающими звуками, глупо улыбаясь при этом – никого кроме меня нет. Пока. Но я знаю кое-что, интересное…

– Что? О чем ты? – Плотников ухватился за шею Веревкина, прижался лбом к его лбу, – что такое Олежа, ты знаешь, чего не знаю я?

– Ну, например, что мы слушаем кабинет твоей подруги Красовской. Это как тебе? – Веревкин не заметил, как плавно перешел на "ты".

– Да, ты что?! – казалось, Плотников на какое-то мгновение протрезвел, но потом глаза у него снова поплыли – а меня, меня вы тоже слушаете?

С пьяным недоумением Веревкин посмотрел на Плотникова, пока до него не дошло, о чем идет речь, а потом он расхохотался.

– На кой черт, ты нам нужен, мы и так всё знаем! Давай выпьем на брудершафт!

Они перекрестили руки, выпили, потом поцеловались. Посмотрев на заскучавшего в стороне Кривозубова, Плотников с ухмылкой заметил:

– С тобой Лешка, пить на брудершафт не будем. Мы и так, как братья.

Между тем, изрядно выпивший Веревкин не унимался – его распирало от знаний, которыми чрезвычайно хотелось поделиться с председателем облкомимущества.