Операция «Перфект»

Джеймс даже не взглянул на него и продолжал тянуть, хотя из этого ровным счетом ничего не выходило.

Байрон перелез через ограду, осторожно спустился по берегу и остановился на самом краю пруда: ему не хотелось доканывать туфли, в которых он хоронил мать. Он снова окликнул Джеймса, и на этот раз тот оглянулся и, на какое-то время перестав тянуть ветку, попытался прикрыть лицо согнутой в локте рукой. Только все равно было видно, что он плакал. Лицо у него было таким красным и опухшим, словно его кто-то здорово избил.

– Тебе с этой веткой не справиться, она слишком большая! – крикнул Байрон.

Из груди Джеймса вырвался какой-то скрежет, словно ему не под силу стало терпеть ту боль, что скопилась в его душе, и он понемногу выпускал ее наружу.

– Зачем она это сделала? Зачем? – горестно вопрошал он. – Я все время думаю только о том… – И он, не договорив, снова со стоном схватился за конец толстой ветки, но руки у него были настолько перепачканы илом, что все время соскальзывали, и два раза он чуть окончательно не утопил конец ветки в жидкой грязи.

Байрон совершенно не понимал, почему он все время повторяет это «зачем».

– Но она совершенно не собиралась падать в воду, – сказал он. – Это чистая случайность. – Услышав эти слова, Джеймс так зарыдал, что у него даже слюни стали разлетаться изо рта во все стороны.

– Зачем… зачем… зачем она пыталась перейти пруд по мосту? – завывал он.

– Она несла гусиное яйцо. Она не хотела, чтобы яйцо досталось воронам. Она просто поскользнулась.

Джеймс яростно помотал головой. Так яростно, что у него все тело затряслось и задергалось, и он чуть не потерял равновесие, но тяжеленную ветку все же из рук не выпустил.

– Нет, это все из-за меня!

– Из-за тебя? – удивился Байрон. – Ты-то тут при чем?

– Разве она не знала, что наш мост опасен?

И перед глазами Байрона снова возникла мать. Она махала ему рукой с середины пруда и показывала спасенное гусиное яйцо. Конечно же, она шла вовсе не по воде! Конечно! Несмотря на то что солнце пригревало довольно сильно, у Байрона по всему телу побежали мурашки.

– Я должен был проверить грузоподъемность моста! – сквозь рыдания выкрикивал Джеймс. – Я сказал тебе, что непременно ей помогу, но я все делал неправильно! Даже моя идея насчет концерта оказалась никуда не годной. Как и все то, что исходило от меня! Это я, я во всем виноват!

– Да нет, ты вовсе не виноват! Все случилось из-за двух добавленных секунд. Именно с них все и началось.

Но, к ужасу Байрона, после этих слов Джеймс взвыл с новой силой. Ему никогда еще не доводилось видеть своего умного и сдержанного друга в таком состоянии – таким отчаявшимся, таким яростным, почти обезумевшим от горя. Джеймс по-прежнему дергал за конец той толстой ветки, но рывки были настолько жалкими и неэффективными, что казался он почти побежденным.

– Зачем только ты меня слушал, Байрон? Я же во всем ошибался! Неужели ты до сих пор этого не понял? Я даже насчет тех двух секунд и то ошибся!

– Что ты хочешь этим сказать? – Байрон не понял почему, но ему вдруг стало ужасно трудно дышать, он никак не мог набрать в легкие достаточно воздуха. – Но ты же прочел об этом в своей газете!

– После того, как твоя мама… – Закончить фразу Джеймс не сумел и предпринял вторую попытку: – После того, как она… – Нет, все равно у него ничего не получалось, и он, собрав последние силы, снова дернул за конец ветки, обрушивая на нее весь свой гнев, все отчаяние. – После… В общем, я провел дополнительное расследование и выяснил, что никаких двух секунд в июне не прибавляли. Одну секунду прибавили в начале года, а вторую прибавят в конце. – И он снова разрыдался, страшно оскалившись, и выкрикнул: – Тебе тогда просто померещилось, что эти секунды прибавили!

Байрону показалось, что его со всей силы ударили под дых, он даже за живот схватился. И даже, кажется, пошатнулся. Перед глазами у него точно в свете молнии мелькнула его собственная рука, которой он возбужденно размахивал у матери перед носом, пытаясь объяснить, что собственными глазами видел, как секундная стрелка на его наручных часах сдвинулась на две секунды назад. Именно в это мгновение их машина и вильнула влево[61].

И тут оба услышали, что воздух в саду и на лужайке буквально звенит от криков. Фигуры в черном рыскали по всему саду, все звали Джеймса. А Байрона никто не звал. И, услышав эти крики, он впервые понял, что в его отношениях с Джеймсом произошел некий сдвиг, что-то сломалось в них, и починить поломку уже невозможно.

Он тихо сказал:

– Тебя же мать ищет. Бросил бы ты эту ветку и шел к ней.

Джеймс послушался. Но опустил ветку в грязь так бережно, словно это было чье-то тело. Потом с силой вытер лицо рукавом и двинулся к берегу, где стоял и ждал его Байрон. Байрон протянул ему свой носовой платок, но Джеймс платок не взял и, стараясь не поднимать глаз, сказал:

– Больше мы с тобой видеться не будем. У меня со здоровьем неважно. Даже школу придется сменить. – Он гулко сглотнул.

– А как же колледж?