Операция «Перфект»

Когда он произносит ее имя, когда чувствует во рту вкус этого имени, у него возникает ощущение, словно он слегка прикасается к ней самой или к какой-то ее вещи, вроде мягкого обшлага ее зеленого пальто. Он вспоминает, как они ночью лежали рядом и одежда их слегка поскрипывала. Он вспоминает обволакивающий аромат ее кожи. Вспоминает, как она дышала в такт его дыханию. И думает: лягут ли они когда-нибудь вместе спать совершенно обнаженными? Но эта мысль пока что слишком велика для него, и ему приходится ее прогнать, размахивая печеньем. Голова у него кружится.

Дело в том, что этой ночью он вообще не спал. Был уже пятый час, когда до него окончательно дошло, что Айлин остается ночевать. Он объяснил ей, что не успел сказать «привет, чайное полотенце», «привет, матрас» и так далее, а она только пожала плечами и сказала, чтобы он занимался своими делами и не обращал на нее внимания. «Ты делай, что тебе нужно, а я просто подожду», – сказала она. Но после того, как Байрон раз десять отпер и запер дверь, каждый раз подскакивая от потрясения при виде крупной фигуры Айлин, застывшей возле его походной плитки, он вдруг услышал:

– А почему ты мне ничего такого не говоришь?

– Что, прости? – Он даже вздрогнул от неожиданности.

– Ты ни разу не сказал: «Привет, Айлин».

– Но ты же не часть моего домика!

– Я могла бы ею стать, – возразила она.

– И ты… не неодушевленный предмет.

– Слушай, я же не требую, чтобы ты непременно это сказал. Я просто говорю, что мне это было бы приятно.

И после этого Байрон совсем впал в уныние. Он разложил кровать, вытащил одеяла и подушки и очень надеялся, что сможет закончить ритуалы, когда Айлин уснет. Она легла и спросила, не хочет ли и он прилечь с нею рядом. Байрон довольно непринужденно присел на самый краешек возле ее колен, потом осторожно оторвал от пола ступни и с легким вздохом лег с нею рядом, сделав вид, будто и не заметил этого. Айлин тут же уютно устроилась, положив голову ему на плечо, и через несколько минут крепко уснула.

Он чувствовал, как тесно прижалась к нему Айлин, и жмурился от страха, ожидая, что произойдет нечто ужасное. Без клейкой ленты его домик казался ему до ужаса уязвимым – если кто и лег спать без одежды, думал он, так это его маленький кемпер, – однако ничего страшного ночью не случилось. Во сне Айлин не ходила. Она, правда, немножко похрапела, но Байрон готов был скорее руку себе отрубить, чем потревожить ее сон.

Сидя возле кемпера за столиком, он съедает второе печенье с драченой. Есть хочется ужасно, и одного жалкого печеньица, чтобы утолить такой голод, явно недостаточно.

Наконец из домика появляется Айлин и присоединяется к нему. Одна щека у нее красная и вся в складочках от подушки. Свое зеленое пальто она надела крайне небрежно – пуговицы застегнуты неправильно, вкривь и вкось, ткань перекручена на талии. Пышные разлохмаченные волосы вздымаются у нее за плечами, точно два гигантских крыла. Айлин садится на свой стул напротив Байрона и молчит, но смотрит в ту же сторону, что и он, – куда-то вдаль. Потом спокойно берет кружку, словно это действительно ее кружка, и наливает себе чаю. И берет печенье с драченой.

– Вкусное, – говорит она.

Вот и все.

Уже занимается заря. На востоке золотистая трещина прорезает ночное небо над самым горизонтом. А листья плюща все о чем-то шуршат, шуршат, и людям нет ни малейшей необходимости прибегать к словам. Айлин вдруг вскакивает и, обхватив себя руками, начинает топать ногами.

– Хочешь уйти? – спрашивает Байрон, стараясь заставить себя говорить так, словно сам он ничего против ее ухода не имеет.

– Просто придется принести одеяло, раз уж тебе так нравится сидеть здесь.

На пороге домика она вдруг оборачивается. Ее рука лежит на ручке двери так спокойно, словно она уже много раз в этот дом заходила и будет делать это сотни и сотни раз.

И тут Байрон говорит:

– Знаешь, Айлин, мне бы хотелось кое-что тебе показать.

– Хорошо, дорогой, только дай мне еще две секунды, – говорит она и исчезает внутри кемпера.

* * *

Джим-Байрон ведет Айлин на Луг. Луна все еще видна, но небо уже принадлежит заре, и белый круг луны становится матовым, теряя свой ночной блеск. Под ногами хрустит покрытая инеем трава, стебельки таинственно мерцают, словно покрытые сахарной глазурью. Джим помнит, как Айлин сказала, что больше любит мороз, чем снег, и рад, что день выдался морозный. Они идут, не держась за руки, но время от времени их плечи или бедра словно находят друг друга. И после этого ни он, ни она не отскакивают в разные стороны.

Они останавливаются у первого домика в знакомом тупичке, и Джим говорит:

– Смотри. – Он старается не смеяться, но на душе у него весело, сердце так и подпрыгивает от радости и возбуждения.

Он указывает Айлин на тот дом, где живут иностранные студенты. Там все еще спят, ящик с пустыми бутылками и жестянками из-под пива выставлен на коврик у дверей вместе с несколькими парами кроссовок. Айлин выглядит смущенной.

– Что-то не пойму, – говорит она. – На что смотреть-то?

– Смотри сюда. – Он указывает пальцем.

– Все равно ничего не вижу!