Операция «Перфект»

– Ты все еще здесь? А я думала, ты давным-давно уехал… – Потом она спросила, не холодно ли ему, а он действительно замерз, потому что в приемной стоял собачий холод, но он заверил ее, что ему вполне хорошо. – Дайка я, по крайней мере, тебе чайку приготовлю, – сказала она. – Уверена, с минуты на минуту за тобой приедут.

Он слышал, как медсестра напевает на кухне, и медленно осознавал ту простую истину, что никто за ним не приедет. И даже не собирается приезжать. Конечно же, нет. И никто не собирается учить его, как ловить рыбу или как пригласить девушку на танец. Он не мог понять, отчего так дрожит – то ли от холода, царившего в этой комнате, то ли от обрушившихся на него новых знаний. Потом он встал и тихонько выскользнул наружу через парадную дверь. Ему не хотелось обижать добрую медсестру внезапным исчезновением, и он оставил для нее на стуле свое аккуратно свернутое пальто в знак благодарности за ту чашку чая, которую она так и не успела ему принести. Какое-то время он все-таки ожидал, что кто-нибудь выбежит за ним следом, возьмет за руку и отведет обратно в дом, но никто так и не выбежал. Он дошел до конца подъездной дорожки и – поскольку ворота оказались заперты, а снова причинять беспокойство медсестре ему не хотелось – отыскал место, где можно было перебраться через ограду, и пошел в сторону пустоши просто потому, что понятия не имел, куда еще пойти. На пустоши он и провел несколько дней, будучи не в силах разобраться в обуревавших его чувствах и понимая одно: он совершенно неправильный, недоделанный, никуда не годный человек, не такой, как все, и в «Бесли Хилл» его от этих недостатков не вылечили. Впрочем, во всем он винил только себя. А потом его в одних подштанниках отыскали полицейские и отвезли прямиком в «Бесли Хилл».

– Тебе, видно, очень нравятся эти холмы, – слышит Джим своим правым ухом и резко поворачивается вправо.

Оказывается, за спиной у него стоит Айлин, и он отшатывается от нее, словно она заразная. Дурацкая оранжевая шляпа еле держится у нее на макушке и висит под таким невероятным углом, что, кажется, вот-вот слетит прочь. В руках у Айлин тарелка, на тарелке сэндвич с ветчиной.

Она широко улыбается Джиму, и от этой улыбки все ее лицо светлеет.

– Извини, я не хотела тебя пугать, – говорит она. – У меня вечно так. Даже если я совсем не хочу никого пугать, все равно пугаю. – И она смеется.

После предыдущей и весьма неудачной попытки улыбнуться ей Джим предпочел бы попробовать что-нибудь другое. Может быть, тоже засмеяться? Только не хотелось бы произвести на Айлин неправильное впечатление: вдруг она подумает, что он смеется над ней или согласен с ее утверждением, что она вечно пугает людей. А так хотелось бы засмеяться так, как это делает она – от всей души, щедрым горловым хохотом. Джим все же изображает улыбку и издает какой-то неопределенный звук.

– Что? Может, тебе стакан воды принести? – участливо спрашивает Айлин.

Джим пытается засмеяться как следует. От этих усилий у него чуть миндалины не вывихиваются. Но такой смех звучит еще хуже, и он умолкает, потупившись.

– Девочки говорили, будто ты настоящий садовник, – говорит Айлин.

Садовник. Никто никогда его так не называл. Вот всякими другими словами называли, это правда. Лягушачья пасть, псих, чудак, урод, калека, но садовником – никогда. Джим испытывает невероятное наслаждение, ему хочется радостно смеяться, но это, наверное, было бы ошибкой, и он решает вести себя с Айлин легко и непринужденно. Для начала пытается принять легкомысленную позу и засунуть руки в карманы штанов, но ему мешает фартук, руки совершенно в нем запутываются…

И тут Айлин говорит:

– Знаешь, мне однажды подарили деревце-бонсай, и я, совершив самую большую ошибку в своей жизни, этот подарок приняла. Дело-то в том, что я действительно хотела за этой крошкой ухаживать как полагается. Внимательно прочитала приложенную к нему листовку. Выбрала хорошее местечко у окна. Поливала из наперстка. Даже мини-секатор купила. А потом – догадайся, что случилось? Проклятущее деревце скукожилось и погибло буквально у меня на глазах! Подхожу я к нему как-то утром, а оно уж и листочки все на пол сбросило. И само набок завалилось. – Айлин так живо изображает крошечное умершее деревце, что Джиму опять хочется смеяться.

– Может, ты его слишком обильно поливала?

– Нет, я просто слишком сильно его любила. В том-то и дело.

Джим не совсем уверен, как ему реагировать на историю о деревце-бонсай. Он кивает, но немного рассеянно, словно находится во власти каких-то совсем других мыслей. Потом с некоторым трудом снова вытаскивает руки из карманов, и Айлин говорит:

– У тебя красивые пальцы. Пальцы художника. Я думаю, именно поэтому у тебя так хорошо получается с растениями. – Она оглядывается в сторону кафе, и Джим понимает: наверно, она ищет предлог уйти.