Операция «Престол»

Однако возражение Канариса не возымело никакого действия. О чем говорил приказ начальника управления по делам военнопленных верховного командования вермахта генерала Рейнеке от 8 сентября 1941 года.

Он требовал от солдат самой беспощадной расправы с советскими военнопленными.

«Тот, кто не будет энергично применять оружие, — говорилось в приказе, — как к тому обязывает данный приказ, понесет наказание».

Нужно ли объяснять, как вся философия отношения к пленным, сама обстановка в концлагерях, перемалывание тысяч и тысяч пленных на глазах их несчастных товарищей сказывались на физическом состоянии и душевном настрое остальных.

Абвер был склонен обращаться с пленными из войск командос так же, как с обычными военнопленными, несмотря на то, что существовал специальный приказ фюрера расстреливать их на месте.

Канарис был не согласен и с проводимой расовой политикой, возражал против беспрерывных казней, и убийств, которые только озлобляли население и отталкивали от немцев даже тех, кто хотел сотрудничать с ними.

Однако сидевший в Берлине и мало что понимвший в работе разведки и контрразведки бывший агроном и по свместительству рейхсфюрер СС хотел внушить каждому немцу, что побежденным не будет пути к спасению.

Части «Остгруппен» создавались с немецкими офицерами во главе, и русские добровольцы служили в них на правах немецких солдат.

В связи с массовостью этих формирований был введен пост главнокомандующего «Остгруппен», им стал генерал Гейнц Гельмих.

С существованием «республики» под Брянском кое-как мирились, поскольку не хотели создавать лишних проблем в тылу.

Но распространять влияние на соседние районы ей не дали, так и осталась в границах, где успела укрепиться в период междувластия.

А стотысячную «народную милицию» в Белоруссии, испугавшись такого размаха, запретили и разогнали.

Было объявлено, что если люди хотят бороться с коммунистами и партизанами, пусть идут в полицаи, т. е. в формирования, создававшиеся самими немцами и подчиненные гестапо.

Результат известен. Желающих идти в холуи и каратели к гестаповцам набралось куда меньше, и были они далеко не лучшего состава.

Более того, как только гитлеровский режим показал, что такой на самом деле «новый порядок», место массового антисоветского заняло массовое партизанское движение.

И теперь, когда с «освобожденной от коммунизма территории» в Европу стали приходить вести о том, что немцы не создают там никакого «Русского национального правительства» и что там ведется война на уничтожение русского народа, среди большинства российских эмигрантов стали усиливаться антинемецкие настроения.

В том же Харбине члены фашистской организации требовали от своего руководства «отказаться от слова „фашизм“ и от знака „свастика“, с заменой его знаком василька, как символа русских полей».

Начальник Парагвайского отдела РФС Эрн в сентябре прислал в Париж письмо о том, что считает необходимым закрыть отдел и единственный выход видит во вступлении в Красную Армию «для борьбы с внешним врагом, отложив счеты с властью на будущее».

Понятно, что все эти события не могли не сказаться на настроении русской эмиграции.

Так, князь Мещерский, поехав на родину в качестве военного переводчика, после всего увиденного вернулся во Францию и перешел в Сопротивление.

Не совсем понятно, как они собирались это делать, но представители второго лагеря считали что в борьбе за будущую Россию нужно занять патриотическую позицию и не оказывать немцам никакой поддержки.

Сложно сказать, случайно ли собрание было назначено на день, когда исполнилось ровно пять месяцев с начала войны, или это было сделано специально.

Но известная подоплека под этим, надо полагать, была, поскольку теперь уже многим было ясно, что никакого блицкрига не получилось и то, что говорилось до начала войны, теперь выглядело, мягко говоря, наивным.

И теперь в любом случае должны были последовать те или иные коррективы, которые не могли не коснуться русской эмиграции и ее использования в войне.

Тем не менее, на следующий день после нападения на СССР гестапо арестовало начальника канцелярии Владимира Кирилловича князя Георгия Карловича Графа.

Граф относился к тем эмигрантам, которые считали, что в случае нападения Германии на Россию нужно занять патриотическую позицию и не оказывать немцам никакой поддержки.

За эти воззрения, а он их, конечно, не скрывал от Владимира Кирилловича, находившегося под его несомненным влиянием.

Вряд ли в то время нацисты опасались русской эмиграции, но Графа в концлагерь упрятали.

Так, на всякий случай, чтобы другим неповадно было.

А вот напуганный гестапо великий князь повел себя недостойно.

Он не только не оказал Георгию Карловичу никакой поддержки и демонстративно порвал с ним отношения, но и потребовал, чтобы семья Графа покинула «Кер Аргонид».

И теперь обязанности секретаря и помощника великого князя исполнял полковник Дмитрий Львович Сенявин, известный только тем, что был потомком знаменитого адмирала Д. Н. Сенявина. С конца двадцатых годов он служил в Абиссинии у негуса.