Операция «Престол»

— Друзья, — сказал он, — я заранее прошу у вас прощения, сегодня у нас пусть и небольшой, но все же праздник, и мне не хотелось бы говорить о грустном… Но и молчать я не могу, поскольку ровно двадцать три года назад был зверски убит матрополит Киевский и Галицкий Владимир. Мне особенно больно вспоминать об этом, поскольку я в те дни был в Киеве и стал свидетелем последних часов жизни владыки… И я прошу вас помянуть этого светлого человека, который больше всего на свете любил делать добро…

Гости встали и, не чокаясь, выпили.

После довольно продолжительного молчания отец Никодим сказал:

— Алексей Петрович, а вы не могли бы нам подобробнее рассказать о том, что тогда происходило в Киевской лавре?

— Могу, — ответил Алексей, — но хочу предупредить, что рассказ мой будет грустным…

— Рассказывайте! — решительно произнес Глебов. — И не беспокойтесь о наших чувствах, мы с семнадцатого года живем в этой самой грусти…

— 23 января 1918 года, — начал свой печальный рассказ Алексей, — Лавра оказалась под ожесточенным обстрелом большевиков. Их озлобление было вызвано донесениями разведчиков о том, будто с лаврской колокольни производится стрельба из пулеметов. Разумеется, ничего подобного не было. К вечеру большевики овладели Лаврою, и в ней начались дикие насилия. Варвары врывались в храмы и жилища монахов, стреляли в беззащитных людей, оскверняли святыни, грабили, заставляли монахов раздеваться и секли их нагайками…

Алексей взглянул на отца Никодима и осекся. У него было такое впечатление, что он видит перед собой человека, с которого с живого срывали кожу.

Да так оно и было. По почерневшим щекам священника текли крупные слезы, а в глазах его стояла такая боль, словно это происходило сейчас на его глазах.

Не решаясь продолжать, он взял чашку с остывшим чаем и сделал несколько глотков.

С минуту в келье стояла тяжелая тишина.

Огромным усилием воли отец Никодим взял себя в руки и глухим голом попросил продолжать.

— Офицеров, — снова заговорил Алексей, — оказавшихся в Лавре, убивали без суда и следствия… Я был в гражданском платье и меня не тронули…

Он еще долго рассказывал об одном из самых страшных дней в истории русской церкви, и внимательно слушавшие его люди узнали о том, утром 25 января начались новые насилия и грабежи.

Комендант распорядился поставить караул у всех ворот, и Лавра оказалась в осадном положении.

Вечером того же дня пять вооруженных людей вывели митрополита по дороге, ведущей из Лавры в город, и остановились на небольшой полянке среди крепостных валов.

Владимир спросил:

— Вы хотите меня расстрелять?

— А что же? Церемониться с тобою? — рассмеялся один из убийц.

Митрополит воздел руки к небу и сказал:

— Господи! Прости мои согрешения — вольные и невольные и прими дух мой с миром!

Потом он благословил крестообразно обеими руками своих убийц:

— Господь вас благословляет и прощает…

Не успел митрополит опустить руки, как прозвучало три выстрела, и митрополит упал.

Убийцы подошли к митрополиту и сделали еще несколько выстрелов. Тело митрополита Владимира оставалось на месте убийства до утра следующего дня.

Утром монастырская братия узнала о смерти митрополита. Решено было перенести тело убиенного Владимира в Лавру.

Когда разрешение и пропуск были получены, лаврский архимандрит Анфим в сопровождении четырех санитаров с носилками отправился к месту убийства.

После панихиды тело митрополита Владимира было положено в гроб и перенесено в Великую церковь Киево-Печерской Лавры…

— Вот так закончил свой земной путь Владимир Богоявленский, митрополит Киевский и Галицкий…

Когда Алексей замолчал, воцарилась долгая благоговейная тишина.

Да и какие слова могли передеть чувства этих людей, потерявших с приходом большевиков все.

— Ничего, — наконец нарушил молчание Глебов, — они ответят за это!

— И надеюсь, что очень скоро! — негромко произнес Алексей.

Время пролетело незаметно, и в половине восьмого Алексей встал со своего стула.

— Друзья, — проникновенно произнес он, — я хочу всех вас еще раз поблгодарить за то, что в этот день вы были с нами, но теперь нам пора, скоро комендантский час…

— Интересные люди, — задумчиов сказала Марина, когда они вышли за монастрыскую ограду. — Интересные и несчастные…

— Да, — кивнул Алексей, — интересные и несчастные…

Когда они вернулись домой, Алексей нежно обнял Марину и шепнул ей на ухо:

— Пост кончился…

Она улыбнулась и направилась в ванную.

После венчания Алексей еще несколько раз посещал Глебова. Иногда один, иногда с друзьями, такими же бывшими, как и он сам.

Все они были дворянами и не любили советскую власть.

С каждым разом разговоры становились все откровеннее, и, в конце концов, Глебов поверил в то, что его новый знакомый не только ненавидел советскую власть, но и был готов бороться с ней.

Доказательством его безоговорочной веры явилось приглашение Алексея к Садовскому.

Садовский жил в подвале церкви, в довольно просторной квартире с отдельным входом.

Дверь открыла все еще хранившая остатки былой красоты женщина.

— А вот и мы! — воскликнул при ее появлении Глебов.