Операция «Престол»

— Вы правы, — улыбнулся абверовец, — но дела это не меняет, и до собого распоряжения вы будете находиться в концлагере. И не просто находиться, но и работать. Вы будете передавать нам все разговоры с вашими соотечественниками. Я не буду рассказывать вам сказки, посокльку вы слишком умный человек, чтобы поверить в них, о том, что все заключенные истинные патриотоы России. Понятно, что многие из пленных работают на нас, но хватает и патриотов. И я вам скажу честно, что испытываю куда больше уважения к последним, нежели к тем, кто предпочел позор смерти. Почему, спросите вы? Да только потому, что соглавший раз, солжет еще! Но дела это не меняет, и как только мы узнаем, что вы не донесли нам даже о самой незначительной беседе, вы насегда останетесь здесь! И именно вам решать, посылать или не посылать на расстрел честного советского человека! А многие из этих честных спят и думают о побеге…

— А разве отсюда можно убежать, — спросил Алексей, вспомнив высоченный забор, несколько рядов колючей проволоки и озрану с собаками.

— Убежать нельзя! — ответил Ланге. — А вот покончить счеты с жизнь, которая для многих честных становится здесь невыносимой, можно. Ведь для этого надо всего-навсего кинуться на надзирателя или подойти к запретной зоне… Вопросы?

— Алексей покачал головой.

— Тогда все, Алексей Петрович, — улыбнулся Ланге. — Идите и помните все то, о чем я вам сказал. И поверьте, что я очень хотел бы с вами встретиться в другой обстановке, поскольку вы произвели на меня самое благоприятное впечатление…

— Говоря откровенно, — впервые за все время беседы улыбнулся Алексей, — мне бы то же очень хотелось бы надеяться на это!

Алексея отвели в домик, стоящий в стороне от основной территории лагеря.

В нем жили предатели и специалисты, которых должны были отправить в Германию.

Конечно, все они, так или иначе, пытались оправдаться перед собой и расположить к себе немцев, но и у немцев они, как очень скоро увидел Алексей, они вызывали брезгливое чувство.

Но в то же самое время он не мог не понимать и того, что все сидевшие в бараке люди были мазаны одним миром и только разыгрывали из себя патриотов и подлецов.

На самом же деле все они работали на немцев, и именно с их помощью те пытались расколоть таких, как он.

Они стали расспрашивать, как он попал к ним.

Алексей, ответил, как его инструктировали немцы, что был в командировке, а когда немцы заняли город, не успел уехать.

На следующий день Алексея привели в находившийся на трерритории лагеря барак.

Он сразу понял, что он мало чем отличается от барака на зоне.

Как по оформлению, так и по содержанию.

Только там ворам противостояли мужики, а здесь на противоположных полюсах находилсь те, кого взяли в плен, и те, кто в него сдался сам.

Те, кто не смог выдержать страшного испытания войной, и в ком инстинкт самосохранения оказался сильней долга.

Конечно, были и такие, чей дух оказался сильнее страданий плоти, чье сердце не перестало любить Родину и ненавидеть тех, кто пытался ее уничтожить.

Этим приходилось тяжелей всего, и долго они здесь не задерживались.

Да что там патриоты!

В бараке все пленные содержались в ужасных условиях.

Больные лежали на холодном на полу, у самой двери лежал умирающий, и всякий раз, когда кто-то входил или выходил из барка, дверь на пружине ударяла его.

Все пленные были страшно истощены, так как кормили их баландой.

Конвоиры не скупились на удары прикладами.

Утром и вечером пленных заставляли слушать проповедь предателя-священника.

В лагере всюду висели дощечки с надписями: «Пленный, тебе трудно, но в этом виновато твое правительство, которое не вошло в международную конвенцию Красного Креста».

Коненчо, к нему подкатывали и здесь, но он, надев на себя маску равнодушного человека, не слышащего стонов и проклятий своих соотечественников, только пожимал плечами.

— А чего вы хотели? — спрашивал он. — Без столь жестоких мер победить нельзя!

Офицеры абвера каждый день вызывали Алексея в управление лагеря.

Снова и снова повторялись бесконечные допросы.

Алексей часами рассказывал в сотый раз историю своего рода, жизнь до войны и детали перехода через минное поле.

И все же настал день, когда в управлении лагерем Алексею сообщили, что на днях начнутся занятия с инструкторами, которые будут меня сопровождать во избежание неприятностей.

— Так что можете быть спокойны! — сказал ему на прощание комендант лагеря. — Ваши мучения кончились! Теперь начнется работа во славу великого рейха!

Алексей щелкнул каблуками, но не поверил.

И правильно сделал.

В ту же ночь егоАлексея подняли с нар двое солдат.

Они вывели его во двор, где он увидел незнакомого ему офицера.

— Через двадцать минут вы будете расстрелянны! — равнодушно произнес тот, когда Алексея подвели к нему.

Алексей про себя улыбнулся, поскольку это был прокол со стороны абвера.

Если бы его на самом деле хотели бы расстрелять, то сделали бы это без меньшей помпы, да и откуда бы этот «случайный» офицер знал, что он говорит по-немецки.

А ведь свою страшную фразу обер-лейтненат произнес на родном языке.