Операция «Престол»

Возросла активность японской разведки, исследовавшей систему охраны и прикрытия границы СССР для сбора информации о готовности советских вооруженных сил к обороне Дальнего Востока.

Большое внимание уделялось военным мероприятиям советского командования на Дальнем Востоке, сбору сведений о характере грузов, перевозимых с запада на восток, состоянии вооруженных сил и Пограничных войск СССР на Дальнем Востоке, строительстве военных объектов и дорог.

Но до войны дело пока так и не доходило, и Родзиевский уже начинал сомневаться в том, начнется ли она вообще когда-нибудь.

Одним словом, расчеты российских фашистов на развертывание широкой диверсионной деятельности с помощью японцев в России и, уд тем более, на народную революцию не оправдались.

Все это сказалось и на настроении российских эмигрантов.

Среди них стали усиливаться антинемецкие настроения, члены фашистской организации требовали от своего руководства «отказаться от слова „фашизм“ и от знака „свастика“, с заменой его знаком василька, как символа русских полей».

Дело дошло до того, что начальник Парагвайского отдела РФС Эрн сообщил в письме о том, что он считает необходимым закрыть отдел и единственный выход видит во вступлении в Красную Армию «для борьбы с внешним врагом, отложив счеты с властью на будущее».

Пугало Родзаевского и то, что его фашистский Союз быстро терял своих членов.

Но в то же самое время в партии все еще оставалось и ядро «непримиримых», которые были готовы драться с Советами даже без помощи японцев.

— Так что будем делать? — обвел Родзаевский долгим взглядом собравшихся у него на вилле руководителей партии. — Сидеть и ждать?

Из ответов соратников по партии Родзаевский понял, что ни сидеть, ни ждать они не собираются.

Более того, генерал Кислицын предложил использовать в их деятельности Алексея Анненкова.

— Скажите, Константин Владимирович, — спросил Иванов, — а куда Анненков пропал? Ведь после той злополучной дуэли, после которой ваш племянник вынужден до сих пор лечиться во Франции, мы ничего не слышали о нем! Удалось ему создать ту самую организацию, о которой он нам здесь так убедительно рассказывал?

— Не знаю, — покачал головой Родзиевский.

— Странно! — пожал плечами Иванов. — Мы посылаем человека с определенным заданием, после чего он бесследно исчезает!

— Да ничего странного здесь нет, — вступил в разговор начальник Военного отдела генерал Кузьмин. — Нам известно, что с Анненковым работал майор абвера Шульц, и, судя по тому, что сейчас Анненкова в Париже нет, он, по всей видимости, выполняет издание авбера в Москве. А вот с нами немцы разговаривать на эту тему отказались, и о том, какое задание у Анненкова, мы можем лишь догадываться…

— Абвер, — воспользовался паузой начальник контрразведки полковник Жадвоин, — абвер не любит делиться своими секретами, да и не нужны мы в Москве! Что же касается японцев, то они будут нас держать на цепи до тех пор, пока не решат вступить в войну. Если, конечно, решат…

Родзаевский задумчиво покачал головой.

Судя по всему, Жадвоин хорошо знал, что говорил, поскольку основным его спонсором являлся японский резидент Такаяма.

И, в конце концов, собрание решило отправить на советскую территорию крупную диверсионно-террористическую группу.

Они должны были нападать на села, кооперативы, небольшие милицейские участки, транспорт, перевозивший деньги, почту и продовольствие, перерезать линии связи и взрывать мосты.

Как и всегда в таких случаях, после собрания началось застолье, во время которого Иванов рассказал Кузьмину о полученном им от Преклонского письме.

— Ну, что же, — покачал головой генерал, — давайте попробуем. Терять-то мы все равно ничего не теряем…

Глава IX

В начале сентября Алексей Алексеевич Сидоров против своего обыкновения работал в комнате, поскольку в кабинете у него шел ремонт.

По той простой причине, что с 1926 года сотрудничал с НКВД.

Он задумал написать книгу о Демоне Врубеля и Лермонтова.

Он задумал ее давно, поскольку верил в то, что двух выдающихся художников — Лермонтова и Врубеля — связал образ Демона.

Можно сказать, он стал самым ярким в биографии двух Михаилов — Лермонтова и Врубеля.

Но в то же время Сидоров понимал и то, что у каждого из них был свой собственный Демон.

А вот о том, как и почему это произошло, он и хотел рассказать в своей книге.

В чертах характера Демона поэт, очевидно, видел себя: непокорность миру, частая немотивированная агрессия к окружающим, гордыня, эгоизм, индивидуализм, путь отрицания.

Всё это, в конечном итоге, приводит к одиночеству, изгнанию, непониманию со стороны окружения, и это романтическое иносказание в поэме как бы проявляет личность поэта в Демоне и Демона в личности поэта.

Гибель Тамары после поцелуя Демона становится апофеозом цинизма главного героя поэмы, торжеством тёмных сил и зла.

И Лермонтов не может этому противостоять, настолько сильно влияние его собственного альтер-эго на внутренний мир героев поэмы.

Михаил Врубель увлёкся темой Демона в конце XIX века. Именно её он считал центральной в своём творчестве. Демона художник изображает в нескольких ипостасях.