Операция продолжается

— Так-то, Юрий Александрович. Этот Попов, а ранее Бормат, а еще ранее Шинкаренко, уже дважды сумел ускользнуть от возмездия. Первый раз в тридцать седьмом году, когда орудовал в одном из авиационных конструкторских бюро, а второй раз перед самой войной, когда вел разведывательную работу в Белорусском Особом военном округе. Ловок. Умеет вовремя прятать концы. — Полковник сделал скупой жест кистью руки. — Из Москвы просили передать, что благодарят вас за выявление столь опасного преступника.

Новгородскому стало не по себе. Столько горькой иронии было в этом жесте и словах полковника.

— Чего молчите? — повысил голос Костенко. — Или вам нечего сказать?

— Нечего, товарищ полковник.

— Знаю, что нечего. — Полковник дал волю кипевшему в нем раздражению. — Черт знает что... Не ожидал от вас такой легковесности, капитан! Молодой растущий работник! Мы радуемся, старые дураки, а вы... Какой к черту вы контрразведчик! А если бы Попов во время захвата группы Мокшина находился дома, в Хребте? Ведь был бы полнейший провал! Не может быть, чтобы столь опытный агент не усмотрел в вашем маскараде на станции что-нибудь неестественное, показное. Непосвященные жители не заметили, а он усмотрел бы, увидел. — Полковник рубанул ладонью воздух. — И тогда все полетело бы в тартарары. Ищи-свищи и Лебедевых, и Попова этого же...

— Так его не было на станции в тот день? — чувствуя облегчение, спросил Новгородский, успевший мгновенно оценить всю сомнительность «успешно» проведенной операции.

— Ваше счастье, что не было. Попов три дня пробыл на совещании в тресте.

— Слава богу... — невольно вырвалось у Новгородского.

— Вот именно! — усмехнулся полковник. — Есть кого благодарить ротозеям и верхоглядам!

— Виноват, товарищ полковник, — искренне сказал Новгородский. Поняв, что его ошибка не привела к провалу операции, он был готов к любому наказанию.

— А я и без признаний ваших знаю, что виноваты, — сердито произнес Костенко. — Сейчас не признания нужны, а действия... — Он помолчал, потом пристально посмотрел Новгородскому в глаза: — Стоит ли теперь доверять вам столь серьезные дела?

— Не знаю. — Новгородский поежился при мысли, что его отстранят от руководства операцией. — Наказание я, конечно, заслужил...

— Заслужил, заслужил... — по-стариковски проворчал полковник и вздохнул. — Эх, капитан, капитан... — Он встал и отошел к столу.

Новгородскому стало немного легче. Он понял, что самая тяжелая часть разговора миновала.

— Вот что, капитан, — уже из-за стола своим обычным отрывистым, деловым голосом продолжал полковник, — от руководства операцией решил вас не отстранять. Думаю, из оплошности своей выводы сделаете.

— Сделаю, товарищ полковник! — Новгородский встал.

— Теперь по существу. — В ритм своим рубленым фразам полковник стал пристукивать по столу костяшками пальцев. — После провала в Белоруссии Попов прячется. Несомненно, что в Хребет его запрятал Лебедев. Выясните эту версию через Куницу и Мокшина.

— Будет сделано.

— Второе. После провала Мокшина Попов нервничает. Званцев и Садовников контролируют его. Передаю их вновь к вам в подчинение. Учтите. Один неверный шаг — и Попов исчезнет. Враг опытный. Документы, конечно, заготовил впрок. На бога больше не надейтесь. Пока что Попов никакой переписки с Лебедевым или с кем-либо еще не ведет. Ни с кем не общается. Отсиживается. Но то до поры до времени. Поскольку у Лебедева агентов в Заречье нет, полагаю, что Попов будет оставаться на месте. Наверняка он скоро получит приказ активизироваться. Думаю, руководителям немецкой разведки придется дать такое приказание... — Полковник чуть улыбнулся.

— Да, придется, — согласился Новгородский. — Заречье — не такой объект, чтобы фашисты позволили себе оставить его без контроля. Пожертвуют этим Борматом-Поповым.

— Пожертвуют, — кивнул Костенко. — Итак, обстановка вам ясна. Можете действовать. И без этих самых... — Костенко сделал изящный жест руками и опять чуть улыбнулся.

— Есть, без этих самых!

— Сейчас к Огнищеву? — спросил Костенко уже без всякой строгости, глядя на расстроенного капитана.

— Да, товарищ полковник.

— Освежитесь, — посоветовал Костенко. — Приведите себя в порядок. Перед больным надо выглядеть молодцом.

Володю позвали к телефону в ординаторскую. Звонил Сажин. Он долго передавал приветы от родных и знакомых, рассказывал о районных новостях, а потом спросил:

— Ты что-то долго болеешь. Когда тебя домой ждать?

— Не скоро, — улыбнулся Володя в телефонную трубку. — У меня есть кое-где дела поважнее.

— Так ты что, опять на фронт?

— А куда еще...

— Вот оно что... — Сажин помолчал, оттуда, издалека, слабо отдавалось в трубке его шумное дыхание. — А я полагал, что ты вернешься. Ведь у нас в Заречье такие дела завариваются... Сам знаешь.

— Могу только предполагать.

— Странно, — продолжал Сажин, — а Возняков утверждает, что ты обязательно вернешься. Не можешь не вернуться.