Операция «Слепой Туман»

Нос болел – казалось, он распух до невообразимых размеров. Надеюсь, что он не сломан… Хотя не все ли мне равно, с каким носом отправляться на тот свет? В глазах почему-то мутно. Ах да – я же потерял свои очки! Наверное, они уже давно раздавлены их тяжелыми ботинками. Будьте вы прокляты, солдафоны! Воюйте, воюйте – все равно вы не увидите ничего хорошего от Николашки. Рашка останется Рашкой на веки вечные – вам этого не изменить. А меня можете утопить – несомненно, вы так и сделаете. Но лучше кормить рыб, чем прозябать в Рашке без всякой надежды стать свободным гражданином свободной страны…

* * *

тогда же и там же.

Доктор технических наук Алексей Иванович Тимохин.

На палубе нас уже ждал Одинцов; взгляд его был тяжел.

– Этот самый? – спросил он у меня. – Вот видите, до чего доводит в нашем деле идеологическая нечистоплотность… Идемте! Судить его будем пусть и скорым, но открытым судом. Пусть все видят, что бывает с трусами, изменниками и паникерами. А потому – в кают-компанию, там есть все необходимое, чтобы устроить трансляцию на остальные корабли, особенно на этот гадюшник «Бутому».

В кают-компании ничего не изменилось с момента Военного Совета – все также были закреплены камеры, все так же висела на стене плазменная панель. Председательствовал в тройке Одинцов, заседателями были майор Новиков и кап-три Алексеев.

Когда процесс начался, неожиданно Одинцов спросил у подсудимого:

– Ну-с, молодой человек и чего вы нам можете сообщить по делу?

Что тут началось! Мне стало просто плохо, когда этот кадр начал в голос орать, как он их всех ненавидит – таких-сяких совков, кровавую гебню, жуликов и воров…. По-моему, слюна брызгала метра на полтора, ругань в сторону России сменялась слащавыми дифирамбами Штатам. О боже, какую змею я пригрел в своем коллективе! Где-нибудь в московском суде данный кадр был бы отпущен на свободу уже вечером, в крайнем случае, рано утром. Вся та мерзость, что вылетала из его поганой пасти, по системе радиотрансляции мгновенно доводилась до команд всех кораблей нашего соединения.

– Довольно! – неожиданно стукнул по столу Одинцов. – Мне кажется, достаточно. Кто-нибудь хочет выступить в защиту этого человека? Нет?! Тогда… Валериан Григорьевич?

– ВМСЗ, товарищ Одинцов, – произнес старший офицер «Вилкова», – ВМСЗ и никак иначе.

– Товарищ майор? – обернулся Одинцов к Новикову.

– Поддерживаю! Призыв к измене, в военное время, при действующем Осадном Положении однозначно карается Высшей Мерой Социальной Защиты – смертной казнью, – майор посмотрел на Одинцова, – товарищ председатель трибунала.

Одинцов вздохнул и подтянул к себе уже написанный приговор. Ему явно не хотелось ставить под ним подпись…

– Товарищ Одинцов, – неожиданно для самого себя сказал я, – разрешите сказать пару слов. Нет, не в защиту этого человека, ибо он недостоин защиты, а только и исключительно в защиту целесообразности наших поступков. Вы не забыли о том, что мы сейчас плывем, то есть идем, в Российскую империю – в страну, где просто грамотных пока что чуть больше четверти, а уж люди с высшим образованием являются величайшей редкостью? Это я к тому, что и гражданин Позников тоже является обладателем технических знаний, которые делают его ценным специалистом. Я говорю это не к тому, чтобы простить и отпустить, а к тому, что мы могли бы использовать его способности… если надо вынести смертный приговор, он будет вынесен, но при этом должна быть записана отсрочка приговора на какое-то время. А дальше, когда отсрочка закончится, мы снова соберемся и спросим, хорошо ли работал гражданин Позников и стоит ли ему продлять отсрочку или его лучше сразу бросить за борт.

– Вы уверены в своих словах, Алексей Иванович? – спросил Одинцов. – Этот человек действительно вам так нужен?

– Да, нужен, – ответил я, – вы даже не представляете, сколько всего нам придется патентовать, чтобы обеспечить себе приличное будущее, а также двинуть вперед прогресс.

– Понятно, – кивнул Одинцов, – итак, с учетом особого мнения Алексея Ивановича Тимохина, гражданин Позников приговаривается к Высшей Мере Социальной Защиты с отсрочкой приговора на три месяца, по истечении которых мы снова соберем наш трибунал, чтобы решить, продлевать отсрочку еще на три месяца или приводить приговор в исполнение. Товарищи командиры, вы все видели? Общая трансляция на ваших кораблях была включена? Убедительно прошу вас лично и ваших замполитов довести до всего личного состава, что любая попытка деморализовать и демотивировать команды закончится точно так же. С Осадным положением не шутят. В отличие от некоторых у нас нет запасной Родины. – Затем он обратился к тем, кто собрался в кают-компании:

– Спасибо за внимание, все свободны.

Мы спустились к себе в трюм и сидели в полном молчании. Минут через пятнадцать вниз спустился побледневший Злобин.