— Да, товарищ капитан второго ранга, — подтвердил подвахтенный офицер, — обычно купцы друг другом не интересуются, а этот четко американцу наперерез идет.
Капитан второго ранга вышел на крыло мостика и оглянулся в сторону кормы — на восток, — Небо сереет… — и поднял к глазам китайский электронный бинокль с фотоумножителем. Минуты две он молча изучал силуэт чужого корабля.
— Ну-ка, лейтенант, — жестко сказал он, опустив бинокль, — врубай боевую тревогу! Флага у него не разглядеть, а вот пушки видны хорошо, на баке и на юте. Не меньше чем сто двадцать ме-ме, а может, и сто пятьдесят два. Ставлю Романа Абрамовича против бомжа с помойки, что это японский вспомогательный крейсер. Ну-ка, давай уйдем в тень американа, ни к чему это, чтобы нас разглядели раньше времени.
В недрах БПК прерывисто и часто загудел зуммер боевой тревоги. Сонный еще несколько мгновений назад, корабль наполнился гулом голосов и топотом десятков ног. Один за другим, застегивая на бегу кителя, в рубку врывались заспанные офицеры боевого расчета.
Тем временем рассвет вступал в свои права, и силуэт парохода можно было разглядеть и без всяких фотоумножителей. На кормовом флагштоке приближающегося двухтрубного парохода развевался флаг с изображением восходящего солнца с лучами, то есть флаг японского военно-морского флота.
— Шесть тысяч тонн при семнадцати узлах, — блеснул эрудицией командир БЧ-2 капитан третьего ранга Бондарь, — и к гадалке не ходи, «Гонконг-мару», или «Ниппон-мару», сколько я из-за вас на цусимском форуме лаялся… Командир, — повернулся он к Карпенко, — а у нас есть план?
— План у нас есть — мы будем тихонько прятаться за пакетботом, пока японцы не спустят шлюпку с досмотровой партией. Потом ребята на пакетботе из пулеметов и автоматов объясняют японцам, что тут занято, мы выходим из-под корпуса пакетбота… Рулевым отвернуть «Трибуц» на два румба вправо от цели. Чтобы и борт противнику в плане не показывать, и вооружение левого борта в ход пустить. Андрей Николаевич, — обратился Карпенко к командиру БЧ-2, — распредели цели. Первой сотой установкой накроешь баковую пушку, второй — ютовую. Снаряды осколочно-фугасные. И пока в хлам их не раздолбаешь, огня не переноси. Нам одного удачного бронебойно-фугасного достаточно, чтоб калеками стать. Из шестьсот тридцатых накроешь палубу по центру. Там у него должны быть три или четыре трехдюймовки Армстронга. Мелочь, а противно — трехдюймовка нас, конечно, не утопит, но при попадании будет неприятно. Да, вот еще что, Андрей Александрович, — обратился капитан первого ранга Карпенко к командиру минно-торпедной БЧ-3, — приготовь к бою левую РБУ-6000. Глубину подрыва на три-пять метров. Наводи в среднюю трубу с небольшим недолетом. По моей команде дашь одну серию из шести бомб. Жаба, конечно, душит, но если я почувствую, что наигрался, то должна быть возможность закончить матч нокаутом. А то с пушками будем возиться слишком долго, можем и не успеть. Но помни — будет слишком жирно потратить на это корыто даже одну торпеду.
Что так повлияло — то ли маскировочная окраска и не до конца рассеявшиеся сумерки, то ли въевшаяся в кровь мысль, что если не видно дыма, то нет и корабля — но «Трибуц» остался необнаруженным в тени корпуса пакетбота. Японский вспомогательный крейсер спокойно лег в дрейф кабельтовых в пяти от пакетбота и беззаботно спустил на воду баркас. По воде, поднимая брызги, ударили ярко-желтые весла.
Капитан первого ранга не стал дожидаться, пока японцы прозреют.
— Товсь! — поднял он руку. — Вперед!
В низах взревели на полных оборотах газотурбинные двигатели — и морской дракон выпрыгнул из засады. Неизвестно, что подумал японский командир, когда на него рванулся кусок океана под андреевским флагом, но думать ему было уже некогда. Правда, к такому не готовился и Карпенко — дистанция моментом сократилась метров до семисот, и применение реактивного бомбомета оказалось под большим вопросом. Слишком уж настильной оказалась бы траектория бомб. Зато АК-сто и особенно шестьсот тридцатый комплекс были на высоте. Баковую стодвадцатимиллиметровую пушку накрыло первой же очередью; когда воздух очистился от обломков, на месте орудия торчал только огрызок орудийной тумбы. Ютовому орудию повезло больше, прямого попадания оно избежало. Но две дыры в борту прямо под ним, из которых валил густой черный дым, не оставляли сомнений, что ему тоже досталось немало. Тем временем две шестиствольные тридцатимиллиметровые пушки крест-накрест прошлись по палубе вихрем из двух сотен четырехсотграммовых осколочно-фугасно-зажигательных снарядов. И вдруг между трубами, среди вихря разрывов МЗА, громыхнул вполне себе серьезный взрыв. Облако черного как ночь дыма выдало виновника с головой — взорвалось что-то шимозное, то есть аутентично японское.