— Не орлы, а слоны! — я назидательно поднял палец вверх, — причем во вполне себе посудной лавке. Завтра попробуем, как это — резвиться от всей души без оглядки на ООН и Гаагский суд.
— Не очень-то там резвись, — остудил меня майор, — все должно быть в рамках призового права, согласно конвенций, до предела изящно и по протоколу, чтоб ни один юрист и носа не подточил. А это кровопийцы пострашнее комаров. Кстати, в ближайшее время получишь усиление — два отделения с «Бутомы» и два с «Вилкова», в том числе и моих головорезов. Так что будет у тебя то ли недорота, то ли сверхвзвод.
Потом майор построил мой взвод, задал моим слонам несколько вопросов, проверил снаряжение, но, кажется, увидел то, чего хотел, и остался доволен. Быстро попрощался и в ранних сумерках убыл на свой «Вилков». Значит, завтра!
1 марта 1904 года. 17–30 по местному времени. Тихий океан, 40 гр. СШ, 158 гр. ВД.
БДК «Николай Вилков»
Павел Павлович Одинцов.
Вот тебе, бабушка, и «товарищ особист», капитан ГБ Ким! А ведь надо было обратить внимание на первую фразу, которую он мне сказал при встрече — «нас предупредили…» — стало быть, более-менее осмысленно товарищ Ким действует только по готовой программе. А в нестандартной ситуации теряется, как кролик перед удавом, да и не мудрено, такие приключения могут случиться только раз в жизни. Придется его мотивировать, если получится; а не получится, тогда уж не знаю, как быть, офицеров контрразведки с таким опытом у нас раз-два и все…. Только, видно, опыт не способен заменить некую особую способность встречать неожиданность без удивленной оторопи. Вот, к примеру, прыгает на вооруженного человека тигр из кустов — один замрет на месте, другой рванет наутек, а третий, еще не поняв, что это тигр, одним движением сорвет с плеча карабин и шарахнет прямо в тигриную морду. Так и сейчас — оцепенел человек, готовой программы на данный случай у него нет. А вот лейтенанты, РТВшники — молодцы, технари-технарями, а морду гаду набили. А трибунал? Как этого кадра колбасило от злобы. Посмотрел я сначала на майора Новикова, потом на кап-три Алексеева. Увидел, как он им противен — и молча положил два пальца на стол. Все, что было потом, вы знаете. Не моя вина в том, что через несколько минут гражданин Позников не упал за борт со свернутой шеей, избавив нас от своего присутствия быстро и гигиенично. В этом случае о дальнейшей его судьбе позаботились бы акулы и прочие падальщики океана. А теперь возись с ним. Честное слово — мог бы вернуться обратно, основательно набил бы морду тому, кто его пропихнул на эти испытания.
Вот теперь я пригласил товарища Кима для разговора — конечно, и я, и он понимаем, что я пока ничего не буду решать. Но сейчас мне нужно составить общее впечатление в частном порядке. Ну а потом Совет Командиров вынесет свой приговор.
А вот кстати и он, вошел тихо, стоит молча.
— Садись, Максим Оскарович, не стесняйся… — я указал на стул. — Мы с товарищами, долго думали, какой бы участок работы тебе поручить.
На раскосом лице капитана ГБ впервые появилось выражение интереса.
— Ну и, Павел Павлович, что же вы решили?
— То, что осталось от «Тумана», больше не нуждается в вашей плотной опеке. В то же время проблема нигилистических настроений самого разнообразного толка встает перед нами крайне остро. Несколько часов назад мы нейтрализовали человека, призывавшего продать Россию за пригоршню американских сребреников. Пока это условно, но в любой момент приговор может быть приведен в исполнение. У нас просто нет другого выхода, на такой демарш, в такой обстановке, положено реагировать предельно жестко. Если бы вы, Максим Оскарович, вовремя остановили его истерику, то все могло пойти по более мягкому варианту, и не было бы этого отложенного смертного приговора. Но, увы, этот экзамен вы провалили. Мы хотим дать вам второй шанс. Сейчас нас интересуют настроения в командах. Навряд ли найдется еще один такой либерально-ориентированный деятель, таких уродов меньше чем один на тысячу и чисто по статистике еще одного можно было бы встретить в офисе какой-нибудь московской корпорации, чем на боевом корабле. Меня беспокоят «красные» патриоты — какому-нибудь придурку может взбрести в голову, что гражданская война — это достойная цена за свержение «Проклятого Самодержавия (ТМ)». Никаких репрессий, это только в крайнем случае. Мы постараемся победить их убеждением, а не насилием. До Порт-Артура нам целых тринадцать суток пути — так вот, за трое суток до момента выхода в окрестности Порт-Артура у меня должен быть полный расклад по политическим симпатиям в командах и среди гражданских. Ну и конечно, если вместо обычной болтовни сторонники поражения в империалистической войне будут готовить банальную диверсию, не стесняйтесь немедленно пресечь это безобразие арестами. Честное слово Одинцова — публичный процесс и такую же публичную казнь я таким фигурантам гарантирую…