Наконец мы на улице. Направо к Кирпичному
— одинокие фигуры, налево от Невского бежит народ кучей, а впереди, в шагах 30—40 от нас, милиционеры — два, три, четыре, сейчас уже не скажу.В эту минуту все плавало в каком-то тумане. Уже не говорил, а кричал мой внутренний голос:
— Иди навстречу прямо к ним!
Я побежал навстречу милиции, размахивая руками. Дима побежал за мной. Какой-то человек выскочил за нами из двери клуба
— весь осыпанный штукатуркой, как мукой, обогнал нас и кричал впереди:— Ууу-уууу!
— Что вы здесь смотрите?
— закричал я на советскую милицию, — там кидают бомбы, масса раненых, бегите скорее. Кареты «скорой помощи». Живо!Лица милиционеров бледны и испуганны, они бегом устремились впартклуб.
Мы с Димой смешиваемся с толпой, где быстрым шагом, где бегом устремляемся через Невский на Морскую к арке Главного штаба. На Невском я замечаю рукоятку маузера, вылезшего у меня на животе из прорезов между пуговицами на френче. Запихивая маузер поглубже, достаю из кармана кепку и набавляю шаг.
Из-под арки Главного штаба, как ангел-хранитель, выплывает извозчик. Хорошая, крепкая лошадка
— редкое исключение. У Ваньки открытое, добродушное лицо.— На Круговой вокзал!
— Два с полтиной положите ?
— Бери три, только поезжай скорее...
Дима пьян от радости, возбуждения и удачи. Он заговаривает с извозчиком:
— Ты, братец, не коммунист ?
— Нет, что вы, господин, из нашего брата таких мало, крест на шее носим...
— Молодец, ты, извозчик, хороший человек.
Потом Дима машет рукой проходящим по тротуару барышням и что-то кричит им..
. Довольно сбивчиво рассказывает он мне, что с ним случилось после взрыва бомбы:— Понимаешь, когда я бросил бомбу, я смотрел в дверь
— как она взорвется. Ну дверь сорвало и ударило мне по башке, вот и кровь на лбу. Когда я очухался и пошел к лестнице, как какой-то длинно-волосый с портфелем под мышкой танцевал передо мной. Я ему крикнул: «Что ты, трам-тара-рам, болтаешься под ногами», — потом выхватил парабеллум и выстрелил ему в пузо... Длинноволосый схватился обеими руками за зад и медленно сел на пол, а я пошел дальше и увидел тебя в вестибюле.Дима помолчал немного и сказал:
— А Сережка-то, верно, влип. Он ведь не знает города и вряд ли доберется до вокзала. Вот бедняга.
Но вот и Левашов. Только вышли в дождливый теплый мрак, из-под которого тускло мелькали станционные фонари, слышим за своей спиной знакомый голос:
— Это вы, черти/ Что же вы, трам-тара-рам, сговорились бежать на Кирпичный, а сами...
—- Сережка/ — радостно закричал Дима.