Операция «Вирус»

Вероятно, этим своим уникальным чутьем братья уловили тончайшие сдвиги в общественном настроении — в сторону разочарования в науке, которая так и не сделала людей счастливыми, не подарила небывалых чудес (хотя на самом деле — подарила). Ощутили то, что прозвучало у них (гораздо позже) уже вполне осмысленно: "НТП более не является источником чуда". Есть подозрение, что еще в период оттепели они предчувствовали приближение "эпохи застоя".

А кстати, что произошло с НФ в "период застоя"? Очень нехорошая штука произошла. Возникло и расплодилось явление, метко названное В. Ревичем "нуль-литературой". Огромный корпус текстов, где ни наука, ни даже фантастика не ночевали, при этом рядившихся именно под НФ. Редкие исключения не в счет. Из действительно прозвучавших НФ-текстов того времени вспоминается лишь "Лунная Радуга" Сергея Павлова. Возможно, этому способствовал более чем миллионный тираж "Роман-газеты", на страницах которой книга, до того выходившая в периферийном издательстве, была переиздана. Заметим лишь, что даже в ситуации, когда общественный дискурс был уже необозримо далеко смещен со споров между физиками и лириками в сторону тупого потребления, мещанства, "вещизма" и социальной апатии, талантливо написанный НФ-роман, будучи широко выведен даже на такую аудиторию, способен эту аудиторию всколыхнуть.

В восьмидесятые же выросло поколение социальных фантастов, "четвертая волна". Оставим за скобками возникшую в это время дихотомию "фантастика или большая литература". Какое еще поколение должно было вырасти в эпоху социальных перемен и катаклизмов? Тут уж вовсе не до какой-то там научной фантастики.

Но вернемся к Стругацким. Они — после жертвоприношения — уже никогда не обратятся к НФ. Все последующие тексты, даже если и обладающие формальными признаками НФ, несли в себе все больше социальной и, если можно так выразиться, притчевой составляющей. Как притчу возможно прочесть и помянутый "За миллиард лет…", и "Пикник на обочине". "Град обреченный" — уже сугубая притча. И так, отзываясь на проявляющиеся в обществе настроения и тенденции, авторы доходят и до сугубой мистики в "Хромой судьбе" и, особенно, в последней крупной вещи — "Отягощенные злом". Какую популярность обрела мистика в девяностые — мы помним. Братья и тут ощутили и предвосхитили.

И лишь в девяностые (а не раньше) Борис Натанович Стругацкий фактически отказал научной фантастике в литературном будущем: "Тюрин никак не поймет, или не хочет понимать, или ему не нравится понимать, что время научной фантастики кончилось… Ему все кажется, что в научно-фантастических идеях содержится нечто существенное и важное. Нет там ничего".

На самом деле мэтр всего лишь констатировал сложившееся к тому моменту состояние дел в русскоязычной фантастике.

Мы не можем согласиться с такой постановкой вопроса.

Потому что настал новый момент.

Россия отчаянно нуждается в научно-технической модернизации, в прорывных технологиях, позволяющих сократить, а затем и уничтожить технологический разрыв с Западом. Развитие — или нас сомнут! Позвольте, но ведь ровно те же самые задачи ставились и решались в 30-50-е годы века прошлого…

А значит, нам придется возрождать НФ, хотим мы этого или нет. Разумеется, на новом витке спирали. Разумеется, это должна быть иная НФ. Но ведь и мы находимся в гораздо более выгодном положении, нежели Беляев, Ларри или Ефремов. Ивану Антоновичу приходилось буквально "чейндж" вести с англо-американскими авторами, выменивая свои книги и книги тех авторов, коих он полагал талантливыми (прежде всего, кстати, Стругацких), на тексты Андерсона, Кларка и прочих… Нам же доступен весь "банк данных" западной фантастики, которая, заметим, продолжала и продолжает генерировать значимые НФ-тексты. Мы владеем гораздо более мощным арсеналом выразительных средств и художественных приемов, нежели наши предшественники. Мы знаем, что такое "Большая Литература" и с чем ее едят. Нам и карты в руки.

Время жертвоприношений прошло.

И не следует забывать, что, по меткому выражению П. Амнуэля, "фантастика — не метод. Она глубже и шире. Генрих Альтов в свое время говорил, что если реалистическая литература — это человековедение, то настоящая фантастика — это мироведение. Цель реалистической литературы — человек. Цель литературы фантастической — мир, включающий человека в качестве составной части".

Лучше и не скажешь.