«Операцию «Шторм» начать раньше

Секретарь Центрального Комитета КПСС Л. Брежнев.

Председатель Совета Министров СССР А. Косыгин».

21 мая 1980 года. Москва. Кремль.

Василий Васильевич Кузнецов, первый заместитель Л. И. Брежнева по Президиуму, в этот день вручал в Георгиевском зале награды офицерам из группы «Альфа», особо отличившимся при штурме Дворца Амина и отмененным 28 апреля особым Указом Президиума Верховного

Совета СССР.

Из семи человек, представленных Комитетом госбезопасности к званию Героя Советского

Союза, после проволочек, проверок (а были и анонимки о якобы вывезенных «Альфой» драгоценностях) в списке осталось трое: Бояринов Григорий Иванович, 1922 года рождения, Карпухин Виктор Федорович, 1947 года рождения, и Козлов Эвальд Григорьевич, 1938 года рождения. Ордена Ленина выпали Романову, Голову и Полякову.

— Главное, не жмите сильно руку, — в который раз напоминали награжденным, намекая на преклонный возраст Василия Васильевича. — Ну и, конечно, не обнимать, не целовать, не задавать вопросов.

Заинструктировали так, что Карпухин забыл выступить с ответной речью…

Следующие награды «альфовцы» будут уже получать за освобождение заложников, захваты террористов: иногда казалось, что война переползла через Гиндукуш из Афганистана в нашу страну.

Военный корреспондент «Правды» Виктор Верстаков одну из первых своих афганских песен посвятит девятой роте Витебской воздушно десантной дивизии, вместе с которой «альфовцы» штурмовали Дворец Амина.

Еще на границе и дальше границы

Стоят в ожидании наши полки.

А там, на подходе к афганской столице, Девятая рота примкнула штыки.

Девятая рота сдала партбилеты, Из памяти вычеркнула имена.

Ведь если затянется бой до рассвета, То не было роты, приснилась она.

Войну мы порой называли «работа», А все же она называлась войной.

Идет по Кабулу девятая рота, И нет никого у нее за спиной.

Пускай коротка ее бронеколонна, Последней ходившая в мирном строю, — Девятая рота сбивает заслоны

В безвестном декабрьском первом бою.

Прости же, девятая рота, отставших, Такая уж служба, такой был приказ…

Но завтра зачислят на должности павших

В девятую роту кого то из нас.

Войну мы подчас называем «работа», А все же она остается войной.

Идет по столице девятая рота, И нет никого у нее за спиной…

Песня попадет в черные списки таможенников и первое время будет отбираться или стираться с магнитофонных кассет, вывозимых из Афганистана в Союз солдатами и офицерами.

Вообще бардовские песни первыми начали говорить правду об афганских событиях.

Центральная печать первые два три года, по стихам того же Верстакова, сообщала, как «мы там пляшем гопака и чиним местный трактор». А допустим, в солдатской газете десантников вначале вообще не разрешали писать, что дивизия находится за пределами СССР и что вообще это десантная газета: на фотографиях заретушевывались десантные эмблемы, тельняшки, не говоря уже о наградах. Было изменено и само название газеты, все журналисты печатались под псевдонимами, а фамилии офицеров, о которых писалось в Союзе, упоминать теперь запрещалось. Сообщения о геройских поступках звучали примерно так:

«Во время учебного боя рядовой имярек отразил атаку условного противника. За мужество и находчивость солдат награжден медалью «За боевые заслуги».

Если бой все таки расписывался и никуда нельзя было спрятать раненых и погибших, под материалом просто ставилась пометка: «Из боевой истории части».

Только к концу 1981 года разрешили наконец писать, что часть — десантная, потом — что находится в ДРА. Про боевые действия все равно шло ограничение: в бою участвует не больше батальона, который в свою очередь ввязался в него в целях самообороны или защиты колонн с материальными ценностями.

Вот так понемногу, крохами пробивалась через цензорские ограничения афганская правда. Так что песни бардов и в самом деле были отдушиной для самих ребят «афганцев»:

Я поднимаю тост за друга старого, С которым вместе шел через войну.

Земля дымилась, плавилась пожарами, А мы мечтали слушать тишину.

Я поднимаю тост за друга верного, Сурового собрата своего.

Я б не вернулся с той войны, наверное, Когда бы рядом не было его, Последние патроны, сигареты ли

Мы поровну делили, пополам.

Одною плащ палаткою согретые, Мы спали, и Россия снилась нам…

Рассвет встает над городом пожарищем, По улицам трамваями звеня.

Я пью вино за старого товарища, А был бы жив он — выпил за меня.

10 ноября 1982 года. Заречье.

Словно что то подтолкнуло Викторию Петровну, поднявшуюся в этот день раньше обычного и спустившуюся на кухню, вернуться в спальню. Тяжело ступая — ноги вновь начало ломить к стылости, — поднялась на второй этаж дачи. Торопливо открыла дверь и сразу вскрикнула: муж лежал на спине и, хрипя, силился подтянуть к горлу руки…

На следующий день с утра по радио звучала траурная музыка. В полдень диктор сообщил, что в

15 часов будет передано важное правительственное сообщение. И вновь полилась тихая ровная музыка.