Вместе со Станиславом Гербстом «Вацлав» описал ход первой крупной акции по уничтожению гетто, и донесение это в виде микрофильма курьер перевез через Париж и Лиссабон (в канун Рождества 1942 года генерал Сикорский подтвердил получение). Юрек Вильнер, представитель ЖОБа на арийской стороне, приносил известия из гетто ежедневно, благодаря чему донесения всегда отражали текущие события и передавались в Лондон систематически. Например:
…Настроение паническое: в 6.30 начинается акция, каждый готов к тому, что его могут взять в любую минуту, в любом месте…
…Последний этап ликвидации начался в воскресенье. В этот день всем евреям было приказано в 10 часов явиться к Совету общины. Началась раздача талонов на жизнь; каждый получивший талон обязан носить его на груди. Это желтоватые листочки с написанным от руки номером, снабженные печатью Совета и подписью. Все талоны безымянные…
…На прошлой неделе на Умшлагплац за 1 кг хлеба платили 1000 (тысячу) злотых, за одну сигарету — 3 зл.
…Северин Майде, когда за ним пришли жандармы, бросил в одного из них тяжелую пепельницу и разбил ему голову. Майде, конечно, расстреляли. Это единственный известный случай сознательной самообороны…
…Пассажиры, проезжающие через Треблинку, утверждают, что на этой станции поезда не останавливаются.
И так каждый день: Вильнер приносит из гетто информацию — «Вацлав» составляет донесения — радисты передают их в Лондон, а лондонское радио, вопреки сложившейся практике, в своих передачах ничего об этом не сообщает. Радисты по поручению своего руководства запрашивают, в чем причина, но Би-би-си продолжает молчать. Только месяц спустя в информационном блоке передают первое сообщение о ежедневных десяти тысячах и Умшлагплац. Оказывается — как выяснилось впоследствии, — Лондон все это время не верил донесениям «Вацлава». «Мы думали, вы чересчур увлеклись антинемецкой пропагандой…» — объяснили лондонцы, когда получили подтверждение уже из собственных источников… Итак, Юрек Вильнер приносил из гетто последние новости, а кроме того, тексты депеш — например, обращение к Еврейскому конгрессу в США, заканчивавшееся словами: «Братья! Остатки евреев в Польше живут с сознанием того, что в самые страшные дни нашей истории вы не оказали нам помощи. Откликнитесь. Это наш последний к вам призыв».
В апреле 1943 года «Вацлав» вручает Антеку (представителю штаба ЖОБа) приказ генерала Монтера, в котором «приветствуется вооруженное выступление варшавских евреев», а затем сообщает, что АК будет форсировать стены гетто со стороны Бонифратерской и Повонзок.
«Вацлав» до сих пор не знает, попало ли это последнее сообщение в гетто, но, видимо, попало — ведь Анелевич говорил что-то о предполагаемой атаке. На ту сторону даже послали одного парня, который не дошел (его сожгли на Милой, целый день слышно было, как он кричал), да и когда Анелевич об этом узнал, к нему на мгновенье вернулась надежда, хотя остальные сразу сказали, что ничего из этого не выйдет: там никому не прорваться.
На Милой кричал обожженный парень, а по другой стороне стены, на мостовой, лежали трупы двоих ребят, которые должны были подложить 50 кило взрывчатки под стену гетто. Збигнев Млынарский (подпольный псевдоним «Крот») говорит, что именно это сыграло роковую роль. Что погибли сразу оба и больше некому было подобраться с взрывчаткой к стене.
— Улица была пустая, немцы стреляли со всех сторон, пулемет, прежде с крыши больницы обстреливавший гетто, перенес огонь на нас. За нами, на площади Красинских, стояла рота СС, так что Пшенный поджег взрывчатку, которая должна была разворотить стену. Мина разорвалась на улице и разнесла в клочья тела этих наших двоих ребят, и мы стали отходить.
— Сейчас я знаю, как следовало поступить, — говорит Млынарский, — надо было войти в гетто и там, внутри, поджечь взрывчатку, а наши люди должны были ждать с другой стороны и выводить повстанцев.
Только — если хорошенько подумать — сколько бы их вышло? Десятка полтора, не больше. Да и вообще, захотели ли бы они выйти?
— Для них, — продолжает Млынарский, — это было делом чести. Хоть и поздно, но все же они совершили этот печальный акт. И правильно поступили — по крайней мере, честь евреев была спасена.
Абсолютно то же самое говорит Генрик Грабовский, в квартире которого Юрек Вильнер прятал оружие и который потом вызволил Юрека из гестапо:
— Эти люди отнюдь не стремились остаться в живых, и надо поставить им в заслугу, что они способны были здраво рассуждать и решили погибнуть в борьбе. Все равно — и так смерть, и эдак, уж лучше умереть с оружием в руках, чем в унизительной покорности.