Оперные тайны

И уже полетели птицы вещие, уже – один за другим – написаны главные шедевры: «Пиковая дама», «Иоланта», ратгаузовский цикл романсов, Шестая симфония. Ничего выше и лучше уже не будет. И как следствие – желание поставить точку, подвести итог. А раз ты сом себе это говоришь, то действительно сбрасываешь газ, приостанавливая активный творческий процесс.

Модест Ильич Чайковский

Не знаю, насколько это правомерно, но при размышлениях о Чайковском, Пушкине, Лермонтове мне всегда приходит в голову сравнение с Христом. Христос ведь тоже в полной мере чувствовал, что его жизнь подходит к концу, потому что он сделал главное. Он пробудил в людях желание изменить свою жизнь, пересмотреть свой взгляд на очень многое в жизни, раскрыл им глаза на важнейшие вещи. Он себя уже готовил на крест.

И мне кажется, Пётр Ильич себя – тоже. Как и Пушкин. Готовил, понимая, что в плане чисто человеческом из тупика для него выхода нет. А главные слова в творчестве уже сказаны, свой «выхлоп» в космос он уже сделал. Он понял, что Человек – это духовное, материальное создание, а не наоборот. А дух способен преодолеть всё, что угодно. Человеку, у которого открылись внутренние глаза, не страшно ничего. Последняя опера Чайковского – именно об этом.

О каком свете речь?

Большинство русской публики просто не успело этого понять. Ровно через четверть века после премьеры «Иоланты» Россию постигла национальная катастрофа, а для новой власти, атеистической и богоборческой, любые разговоры, особенно со сцены, о Боге, Духе, благодати и прочей «аллилуйщине» были более чем неуместны.

Поэтому либретто «Иоланты» было подвергнуто жесточайшей вивисекции. Я не знаю, кто её совершил. Но поэту Сергею Городецкому, проведшему схожую операцию с глинкинской «Жизнью за Царя» – он привёл её либретто в полное соответствие с политической конъюнктурой осени 1939 года, – Анна Ахматова до конца жизни не подавала руки. Сравним тексты – оригинальный и советский – финального ансамбля «Иоланты».

Модест Чайковский

Благой, великий, неизменный,Во тьме являл Ты мне себя!Дай мне теперь, Творец ВселеннойПознать Тебя и в свете дня!Прими хвалу рабы смиренной,мой голос слаб и робок взгляд,Перед Тобою сонм блаженныйи Херувимы предстоят!Но Ты велик и в снисхожденьи,

Твоей любви пределов нет,и в самом малом из творенийБлестишь, как в капле солнца свет!Прими хвалу рабов смиренных!Во прахе мы перед Тобой!Слава Тебе, Творец всесильный!Осанна в вышних! Осанна в вышних!Ты света истины сиянье,Слава, слава Тебе, Господь всемогущий!Ты света истины сиянье,

Слава, слава, Господь Вседержитель,Творец всемогущий!Хвала Тебе! Хвала Тебе!

«Неизвестный» советский автор

О, купол неба лучезарный,Впервые вижу я тебя!Дай мне, душою благодарной,Воспеть тебя при свете дня!Яркий, прекрасный свет! Слава!

Ты озарил её!Твоим лучам преграды нет, преграды нет!Всё живое славит свет!Поет и славит свет!Источник жизни и познанья!Ты в мрак души её проник!Тепла не сякнущий родник!Ты дал любовь, ты озарил её!Прославим свет!

Налицо сознательная и радикальная подмена смыслов, понятий. Вследствие этого последняя опера Чайковского, его фактическое завещание на многие десятилетия, превратилась для наших оперных театров в «дежурное блюдо» детских утренников, в слащаво-приторную сказочку про слепую девочку.

А «сказочка»-то эта совсем о другом. О волшебной силе любви и о духовном прозрении, так как физическое прозрение Иоланты никогда не произошло бы без прозрения любовного. Она безумно захотела видеть мир, который наполнен такими словами, как те, что она впервые услышала от Водемона.