Опосредованно

«Дело не в том, что было сказано, – устало отвечал Слава. – Хуже, что многое не сказано было в каком-то стеснении. Хорошее, почему-то, труднее говорить, чем плохое, плохое как-то само вылетает. И подумать не успел – вот оно. Я к чему? На похороны его столько людей собралось, и не все бандиты и наркоманы, как ни странно. Не только любопытные, хотя и таких хватало. Отец еще до болячек успел ведь еще и архивы полурелигиозных текстов собрать и подарить, кому надо, причем не только местную епархию порадовал, там представители нескольких крупных конфессий присутствовали, притом что сам он был не ахти какой верующий, если уж во что верил, то в силу, так сказать, художественного слова. К тому еще пришли и неизвестные люди, которым он когда-то помог материально и морально. Те, кого он закопал, когда его пытались кинуть, понятно, не пришли, к ним он и присоединился, потому что кинул сам себя в итоге, так получается? И меня беспокоит, ну, вот, эгоистично так говорить, насколько я – это он, насколько я уперт в том, чем занимаюсь, и насколько обманываю себя, занимаясь именно этим?»

Отвечая на этот вопрос, Лена каким-то образом перешла к рассказам о дочерях и муже, Слава тоже включился, перейдя от сложных морально-этических своих заскоков к рассказам о том, как они пытаются научить читать свою четырехлетнюю дочь, особенно как усердствует жена, которая научилась читать очень рано, едва ли не в три года, и дочь при виде любой книги говорит скептически «о-о, опять». «В нашем случае как бы лучше отвратить ее от литературы как можно раньше! – рассмеялся Слава. – От любой вообще! А если жена сердится, то говорю ей, что вот научилась ты читать в три. Ты, может, университет закончила в десять лет? Нет ведь, отучилась, как все, в общеобразовательной школе, и не сказать, что сильно успешно. Максимум, чего она достигла – это стала биологичкой для студентов, как я учитель литературы для них же, если так разобраться. Да, это не школьники, но и не совсем не школьники еще!»

«Тем удивительнее, что ты обращаешься ко мне как к авторитету, я-то вообще училка такая классическая, с выпускниками и кличкой “Индезит”», – не могла не рассмеяться Лена.

«Это от общего впечатления, от вас оставшегося, – сказал Слава. – Я даже на ты с вами не могу разговаривать, если даже попросите».

Утешая Славу, Лена выдала корпус историй о близняшках, пользуясь тем, что не было возможности повториться: среди знакомых она стеснялась что-нибудь рассказывать, сомневаясь, что рассказывает одно и то же. Насколько Лена поняла, Слава руководствовался тем же, потому что у него накопилось достаточно впечатлений от семейной жизни и родительства. Так, смеясь, просидели они до такого времени, когда смысла уже не было ложиться спать, а подошло время первого транспорта до Екатеринбурга. Слава засуетился, желая проводить Лену до автобуса, она не стала спорить, почему-то для эту встречу, словно она была последней в их жизни.