Опосредованно

«Вот ведь зараза едкая», – невольно думала Лена, наблюдая, как физрук отбрехивается потом, кровью и усердным трудом, а Дмитрий отвечает, что везде пот, кровь и усердный труд, и даже незаслуженное забвение везде, что оглянись кругом – все результат упорного труда и забвения, куда ни сунься.

Аня изящно и незаметно присоединилась к матери и гостье, столом отгороженных от спора, молча пролезла Лене под руку и некоторое время вздыхала под мокрой курточкой, а жена физрука, чтобы как-то себя занять, принялась выспрашивать у Ани про экзамены, и случайно пошел тихий разговор на фоне громкого, в какой включилась и Лена, и оказалось, что уже она говорит, а другие слушают про школьную карусель, которая повторяется до умопомрачения, когда несколько классов подряд учишь детей, по сути, разгадывать одну и ту же головоломку – находить там и сям формулы сокращенного умножения на фоне различных условий, показываешь пару хитростей, вроде самоуничтожающейся единицы в разных частях уравнения, и опять же единицы, но мнимой. Но и в это дети не могут вникнуть порой годами, хотя чувствуешь уже даже уколы совести, что трюки-то довольно просты, ощущаешь себя фокусником, который все время распиливает девушку на арене, все время показывает, в чем секрет, а зритель, который видел и трюк и объяснение его десятки раз, каждый раз удивляется, как в первый, и те даже, которые умны, и те внезапно обнаруживают себя посреди контрольной, будто пораженные внезапным приступом амнезии, и кажется, что все это впустую. И ведь в большинстве случаев это и правда впустую совершенно. У Лены у самой была химия когда-то, которую она полностью забывала, как только закрывала учебник, и если после биологии, например, еще оставалась некая связь между словами и реальностью, ну, вроде как, хордовые – это с позвоночником, вакуоли – это такие полости внутри клетки, камбий – это в коре, образует кольца, то с химией были настолько сложные отношения, что слово, допустим, изобутан не говорило Лене совсем ничего, она только и знала, что такое слово существует, не более того, каким-то невероятным образом движение внутри алгебраических уравнений ей представлялось более явственно и казалось ей более реальным, чем пляска между валентностями атомов.

«Так эта рутина у всех, – и поддерживая Лену и как бы споря, включился Владимир, – когда кажется, что любой на твоем месте бы справился, и ты как бы не при делах, а на самом деле это вовсе не так, я вообще не представляю, как вы, ребята, с детьми, у меня самого детский сад, хотя и со взрослыми людьми работаю, такое чувство иногда, что я просто во дворце пионеров руководитель такого кружка по пилению деревьев с выездами на места и организацией таких кружков в других населенных пунктах».

«А ты на кого будешь учиться?» – спросила Аню жена физрука.

«Анимация и компьютерная графика, – сказала Аня с готовностью. – Это мультфильмы и всякие компьютерные художественные штуки, ну, вот заставки различные».

«Блин, надеюсь, это у тебя все в коллективе будет происходить, этот процесс анимации и компьютерной графики, – встрял Дмитрий, грея руки над углями. – Потому что так иногда бывает невесело, когда не прет, кажется, что у диспетчера, который вызовы от застрявших в лифте людей принимает, и то работа веселее, или у охранника с его сканвордами и какой-то движухой, там где он сидит, или вот в метро женщины, которые контролируют эскалаторы – вот также порой сидишь и ждешь».

«А вот не надо было переставать писать то, что писал, там у тебя бодро получалось», – сказал Владимир.

«Так я и сейчас фэнтези пишу, – совершенно честным голосом сказал Дмитрий. – Просто читал однажды кого-то из современных классиков и вдруг понял, что они, как и я, пишут фэнтези. Только жанр еще не назван, я его для себя называю “совпанк”, то есть, вот, есть киберпанк, стимпанк, а в России появился жанр совпанка, да и не только в России, есть светлый совпанк, такой, полностью позаимствованная стилистика Одесской киностудии в нем присутствует, есть темный совпанк, и он преобладает, и на его почве масса всего существует, какой-нибудь подлючий политрук всячески преследует дамочку, гнобя ее семью одного за другим, а затем наступает час расплаты, или инженера гнобит из зависти, что-нибудь там такое творит, ав-ав-ав гулаговские овчарки, вышки в снегу, фонари. Люди уже героев в готовые декорации и сюжеты вставляют, двигают между лагерем, заводом, (или какое там место работы выбрано у главного героя), коммуналкой и партсобранием, такая бесконечная настольная игра, когда уже не знаешь, какую ты книгу читал, потому что это как серия про Конана, которому хренову гору продолжений наклепали, и ты ходишь посреди этого всего будто в летней рубашке апаш, и тебе, одним словом, будто все время жарко. (Он засмеялся этим последним словам, точно некой шутке.) Много подвидов, мягкий совпанк без лагерей, но с метаниями интеллигентного кого-нибудь, а вокруг такие рыла, такие рыла!»

«Вообще, это было на самом деле, – сказал Владимир. – У меня бабушки и дедушки через такое прошли».