Они поднялись по лестнице с пляжа на набережную и от набережной пошли по узкому крутому переулку. Эрик знал эту дорогу — она вела к дому. К их с Элли дому. Неподвижный, мрачный воздух вдруг сдвинулся и потек, все быстрее и быстрее. Зашумели деревья. «Скорее!» — сказала Элли, и они побежали. Они добежали до знакомого дома и по наружной лестнице поднялись в мансарду. Через секунду начался ливень. Здесь все было как всегда — Эрик огляделся, быстро узнавая предметы. Их было мало: стол с посудой на нем, два парусиновых стула, шезлонг и два надувных матраца, брошенных в углу один на другой. Дешевая цветастая люстра висела на проводе, потому что крюк из потолка был выдран с мясом. Вон та дверь — это стенной шкаф, а вон та — так называемые удобства.
— Я в душ, — сказал он.
Стоя под холодной струей, он попытался вспомнить то, что было связано с этим домом, но у него ничего не получалось. Когда он вышел, Элли сидела на стуле посреди комнаты и плакала.
— Элли! — Он бросился перед ней на колени. — Элли, маленькая, что с тобой? Что случилось?
— Ничего, — сказала она. — Ничего. Все хорошо. Я так устала…
— Все будет хорошо, вот увидишь, — сказал Эрик. — Мне лучше. Я сегодня как проснулся.
— Да, — сказала она. — Конечно, все будет хорошо.
— Конечно, вот увидишь.
— Я когда плачу, то из меня тревога выходит…
— Ты меня прости.
— Зачем ты опять об этом?
— Да? Хорошо, я не буду.
— Не надо.
— Я не буду.
Дождь молотил по крыше, и ветер сотрясал оконные стекла. Стало темно, и они сидели в темноте.
— Элли, — позвал Эрик.
— Что?
— О чем ты думаешь?
— Мне захотелось вдруг, чтобы мы никогда не умерли.
— А мы умрем?
— Да.
— Странно, — сказал Эрик. — Правда, странно?
— Очень. А ты о чем думал?
— Не знаю. Я теперь так мало знаю о себе… И я еще почти не умею думать. Выпотрошили и зашили… Давай не будем обо мне.
— Ладно, — сказала Элли. — Мы привыкнем, правда?
Прошла минута, другая…
— Да, — сказал Эрик. — Мы привыкнем.
ЖЕСТЯНОЙ БОР
Отсутствующие редко бывают правы,
зато всегда остаются в живых.