— Очевидно, ты слишком занят, чтобы играть, — пожаловался Медведь. Болдт, который всегда оккупировал пианино во время «дороги домой», передал его Линетт Уэстендорф, приятельнице, которая знала о джазе больше, чем Болдт о своей полицейской работе.
— Тебе не нравится, как она играет?
— Она хороша. Лучше, чем хороша. И заодно прекрасно выглядит.
— Но ты все равно жалуешься, — сказал Болдт, подойдя к стойке, но не спеша усаживаться на один из обитых винилом стульев.
Медведь пожал плечами.
— Должен же я поддерживать форму, — парировал он.
Глаза у Медведя были в красных прожилках. Он уже начал курить травку. Обычно он терпел до восьми или девяти вечера, но теперь, после переезда, начинал сразу же после обеда и курил до самого закрытия. Болдт несколько раз пытался отучить его от этой привычки, но отказался от своей затеи, когда понял, что их дружба оказалась под угрозой — он даже старался больше не шутить на эту тему. Медведь был, наверное, одним из немногих надежных друзей Болдта.
— Долго еще? — поинтересовался Медведь, имея в виду расследование.
Настала очередь Болдта пожать плечами.
Медведь налил двум своим клиентам по порции за счет заведения, запер кассовый аппарат и повел Болдта к столику в дальнем углу под огромной черной колонкой, откуда владелец мог приглядывать за баром.
— Бизнес после обеда приносит одни убытки, — сказал он, указывая на двух своих выпивох.
— А в обед?
— Немногим лучше. Не знаю, тебе как больше нравится — старый добрый бифштекс на доске или ромштекс с дольками лука?
— Ромштекс.
— Да, мне тоже. Он стоит на квортер дешевле, но зато поставляется замороженным, в противном случае приходится готовить его самому, а на это уходит много времени. Бифштекс на доске мы можем приготовить прямо сейчас — просто и легко. Как ты?
— Пусть будет ромштекс с луком, — посоветовал Болдт. — Он добавляет класса.
— Наверное, ты прав. Капелька класса нам здесь не помешает.
— Новое место. Нужно время.
— Нужна удача. И реклама. Нужны хороший талант на сцене и парочка красоток для столиков. Не знаю, но я скучаю по нижней части города.
— У тебя все получится, — подбодрил его Болдт.
— Да ни фига пока не получается. Люди не хотят расставаться с деньгами, вот в чем проблема. В восьмидесятые все было по-другому. А весь фуршетный юмор пошел псу под хвост — теперь только и слышишь «твою мать» да «твою мать». У этих ребятишек напрочь отсутствует чувство языка.
— Ну, всегда есть передача «Футбол в понедельник вечером», — поддразнил его Болдт. Медведь ненавидел футбол, наотрез отказываясь показывать игры.
— Да, и еще опера, — быстро подхватил тот. — Субтитры определенно вносят свежую струю.
Болдт оттаял и улыбнулся, сообразив вдруг, как давно он в последний раз улыбался. Жизнь всегда предполагает выбор, а не заранее определенный путь, а он, похоже, в последнее время сделал неправильный выбор. Это была именно та причина, по которой он перестал время от времени захаживать в бар и навещать Беренсона.
— Я ограничиваюсь нардами и «Монополией», — неохотно признался владелец бара. — В прошлую субботу устроил здесь турнир по «Монополии», и бар оказался забит ребятишками из колледжа. Продал кучу пива. Победитель получает бесплатное угощение.
— Проигравший получает два бесплатных обеда, — саркастически заметил Болдт.
Они обменялись улыбками и ненадолго замолчали.
— Это Лиз? — поинтересовался Медведь.
— Читаешь мысли?
— Я экстрасенс.
Его слова напомнили Болдту о деле. О Дафне. Ненужные воспоминания в нужный момент.
— Я о чем-то спросил тебя, — напомнил Медведь.
— С Лиз все в порядке.
— Что означает — шиворот навыворот.
— Нет, все действительно в порядке.