Оппенгеймер. Альтернатива

Вернер встал (стул в спальне снова скрипнул, теперь от облегчения) и направился вниз, в пивную расположенной на германо-австрийской границе лыжной базы «Хаус Ингебург», где скрывался вместе со ста семьюдесятью своими сотрудниками. Несколько недель назад они спрятали свои четырнадцать тонн бумаг и чертежей в заброшенной шахте в горах Гарца, опасаясь, что эсэсовцы уничтожат их, чтобы документация не попала в руки врага. Затем они покинули ракетную базу в Пенемюнде, которую беспрепятственно бомбила авиация союзников. Здесь, в разреженном воздухе Альп, близ извилистой дороги, ведущей к месту, которое в настоящее время носит название «перевал Адольфа Гитлера», но, несомненно, скоро вернется к своему довоенному названию – Оберйох, они ждали своего часа.

Как только он вошел в пропахший дымом и шницелями пивной зал, Винер Гузель, инженер-электрик, на несколько лет моложе фон Брауна, кинулся к нему и схватил за здоровую руку.

– Mein Gott… – пробормотал он, уставившись на фон Брауна широко раскрытыми глазами, и, смертельно побледнев, указал на радио. Оно не работало, но, вероятно, его выключили только что. – Mein Gott…

– Нельзя терять время, – сказал Вернер. – Где Дорнбергер?

Гузель указал на одну из кабинок, и Вернер направился туда. Фон Браун являлся (в определенной мере) гражданским руководителем ракетной программы, но главным лицом в ней был генерал-майор Вальтер Дорнбергер, который лично привлек к работам Вернера, несмотря на ряд неодобрительных отзывов о нем. Фон Браун ловкой дипломатией убедил Дорнбергера разместить новое предприятие по разработке и созданию ракет в Пенемюнде – месте, связанном с историей рода фон Браунов. Однако у них случались и конфликты – в основном из-за стремления Вернера к die sch

öne Wissenschaft – высокой науке, тогда как генерал был целиком и полностью сосредоточен на производстве оружия.

Дорнбергер (его редкие тщательно зачесанные волосы защищали от взглядов лысину ничуть не успешнее, чем немецкая пехота – Берлин от стремительно наступавших русских войск) сидел, повесив голову и не отрывая остановившегося взгляда от деревянной, выкрашенной в зеленый цвет столешницы.

– Генерал… – тихо сказал Вернер.

Пожилой человек, ветеран обеих мировых войн, уже второй раз становящийся свидетелем разгрома Fatherland, медленно поднял голову и так же медленно, с трудом сфокусировал взгляд.

– Что?

– Пора. У нас нет выбора.

Вернер ожидал возмущенных протестов, но Дорнбергер, похоже, совершенно пал духом; совершенно выжатый, он казался олицетворением поражения.

– Нет, – сказал генерал. – Это же неправда, верно? – Он дернулся было встать, вероятно, почувствовал, что у него нет сил даже на это, и жестом предложил фон Брауну сесть напротив. Вернер опустился на стул и положил руку в тяжелом гипсе на стол – чисто-белое на зеленом, точно такое же сочетание цветов, какое все они в последние недели видели на весенних Альпах.

– Насколько я знаю, вы получали донесения разведки… – мягким тоном начал Вернер.

Дорнбергер молча кивнул.

– И, – так же, без нажима, продолжил фон Браун, – там ведь может быть что-то полезное для нас, да?

Дорнбергер с видимым усилием попытался сосредоточиться.

– Да, – сказал он после паузы. – Американская часть разместилась у подножия этой самой горы.

– С какой ее стороны?

– Австрийской.

Вернер кивнул:

– Значит, завтра?

– Ja, – полушепотом сказал генерал и снова уткнулся взглядом в крашеную доску стола. – Morgen.

Вернер поднялся со стула. В противоположном конце зала Дитер Хузель придвинул табурет к пианино и заиграл Deutschland lied[21]. Остальные присутствующие собрались вокруг; там же был, как заметил Вернер, и его младший брат Магнус. Он подошел к группе. Магнус попросил Хузеля начать сначала и запел поставленным альтом мальчика из церковного хора: «Deutschland, Deutschland über alles, Über alles in der Welt…».

Германия, думал Вернер, никогда больше не станет превыше всего, зато он или кто-то другой вскоре поднимется на одной из его ракет действительно выше всех в мире.

Он не присоединился к хору, хотя знал, что у него, как и у всех остальных, никогда больше не будет возможности спеть этот гимн.

* * *