Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Кроме того, Григгса и Финлеттера беспокоила причастность Оппенгеймера к еще одному секретному документу – докладу ученых МТИ о национальной системе противовоздушной обороны от ядерного нападения, подготовленному в 1952 году исследовательской группой «Линкольн». ВВС, в которых тон задавало Стратегическое авиационное командование, опасались, что любые капиталовложения в противовоздушную оборону отнимут у САК ресурсы для сил возмездия. Именно это и предлагал доклад исследовательской группы «Линкольн» – превратить «основную массу бомбардировщиков В-47 Стратегического авиационного командования» в «дальние перехватчики, вооруженные управляемыми ракетами большой дальности». Оппенгеймер разумно отдавал приоритет ПВО, однако верхушка САК, сплошь состоявшая из бывших пилотов бомбардировочной авиации, считала такую позицию чистой воды пораженчеством.

В конце 1952 года Финлеттер и другие официальные лица ВВС с ужасом узнали, что кто-то передал сводный доклад исследовательской группы «Линкольн» братьям Олсоп. Считая главным виновником Оппенгеймера, «Финлеттер кипел от негодования по поводу сговора между Оппенгеймером и братьями Олсоп».

Весной того же года Григгс заявил Раби, что Оппенгеймер и консультативный комитет КАЭ препятствуют разработке супероружия. Раби возмутился и взял друга под защиту, посоветовав Григгсу прочесть протокол обсуждения вопроса консультативным комитетом, чтобы увидеть, насколько беспристрастно Оппенгеймер вел заседания. Раби также предложил устроить встречу оппонентов в Принстоне. Григгс согласился.

В 15.30 23 мая 1952 года Григгс прибыл в принстонский кабинет Оппенгеймера ради, как предполагалось, поиска взаимопонимания. Оппенгеймер немедленно достал экземпляр доклада консультативного комитета КАЭ от октября 1949 года, содержащий спорное предложение отказаться от создания водородной бомбы. С таким же успехом он мог помахать красной тряпкой перед носом быка. Оппи умел использовать шарм для убеждения несогласных с ним бюрократов, но тут не удержался. Он увидел в лице Григгса еще одного властолюбивого дурака и посредственного ученого, примкнувшего к генералам и амбициозному физику Эдварду Теллеру. Оппи не собирался объясняться перед таким человеком, и беседа быстро приняла натянутый характер. Когда Григгс спросил Оппенгеймера, не он ли распространял слухи, что министр ВВС Финлеттер хвастал, будто, имея несколько водородных бомб, США смогут править всем миром, Оппенгеймер потерял остатки терпения. Глядя на Григгса в упор, он сказал, что сам слышал эту историю и верит в ее правдивость. Григгс заявил, что находился рядом с Финлеттером во время этого разговора и тот не говорил ничего подобного. Оппи ответил, что слышал об этом от безукоризненного свидетеля, который тоже присутствовал при разговоре.

Коль речь зашла о сплетнях, Оппенгеймер спросил Григгса, считает ли он его «прорусски настроенным или просто заблуждающимся»? Григгс ответил, что и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Оппенгеймер наивно полагал, что Григгс слишком мелкая сошка, чтобы навредить ему. Усугубляя свою ошибку, он через несколько недель повел себя точно так же во время обеда в присутствии самого Финлеттера. Референты министра ВВС решили, что для оппонентов настало время поговорить лицом к лицу и прояснить разногласия. Однако Оппенгеймер прибыл с опозданием, задержавшись на слушании в конгрессе, и просидел весь обед с каменным лицом, в то время как Финлеттер, ушлый адвокат с Уолл-стрит, пытался вызвать его на откровения. Не скрывая свое презрение, Оппенгеймер отвечал «невероятно грубо». Он воистину невзлюбил чиновников из ВВС с их жаждой создания все новых бомб и убийства миллионов людей. В его глазах они были настолько опасны, настолько морально глухи, что он, по сути, считал их политическими врагами. Через несколько недель Финлеттер и его люди заявили Объединенному комитету по атомной энергии, что считают подрывную деятельность Оппенгеймера открытым вопросом.

Обвинения Финлеттера против Оппенгеймера отражали крайности, до которых доходили дебаты о ядерном оружии. Сам Оппенгеймер тоже не избежал тлетворного влияния. В июне 1951 года он выступил с неформальной речью на заседании Комитета по существующей опасности (членом которого был) – группы частных лиц, занимавшейся лоббированием укрепления обороны обычными средствами. Говоря без бумажки, Оппи высказался в поддержку реальной защиты Западной Европы, которая «сохранила бы Европу свободной и не разрушенной [ядерными бомбами]». «В лице русских, – закончил он, – мы имеем дело с варварским, отсталым народом, едва ли хранящим верность своим правителям. Нашей конечной верховной политикой должно быть избавление от атома в качестве оружия».