Оппозиция, или как противостоять Путину

Дело даже не в том, что действия большевиков в 1930-е годы были частью Гражданской войны, в которой, на беду России, Церковь в целом не стала арбитром, а активно выступила на стороне одной, к тому же побежденной стороны (а до этого была активной частью царизма, который деградировал и потерял авторитет). Это важно, но не главное. Главное, что сама русская революция была глубоко религиозным движением (хотя и антицерковным). Большевизм был неоднороден, и можно было бы свалить его зверства на антиправославную западническую ветвь. Это было, но не надо и такого упрощения. И почвенные большевики, патриоты и державники, долго были антицерковниками, вплоть до национального примирения в войне с Германией.

Я бы сказал, что этот большевизм был ересью православия, им двигала именно православная любовь к ближнему — но избыточная, страстная. Мы не поняли этой мысли философов-эмигрантов, ни даже этой мысли Андрея Платонова в «Чевенгуре». Академик Шаталин издевался: большевизм — это хилиазм XX века. Хилиазм — ересь ранних христиан, веривших в возможность построения Царства Божия на земле. Шаталин был в этом прав, а вот достойно ли это издевательства — вопрос совести. Большевики разрушали церкви как капища «неправильной» религии, они замещали их другими церквями и другими иконами. Это было страстное столкновение двух религиозных представлений о правде. Такие разломы пережили в молодости все нации, в Европе раньше, чем у нас (и несравненно тяжелее — в Германии было уничтожено 2/3 населения). Когда страсть вошла в берега, конфликт утих. КПРФ такую страсть в принципе не может разжечь, религии по заказу не создаются. С будущим ясно.

А вот первый вывод о прошлом. Русские коммунисты не подавляли религиозного чувства, не посягали на него, они сами были его носителями. Советский человек был (и в большинстве своем остался) глубоко религиозным. Как же это понять? Как же наш атеизм? И русские философы, и западные теологи объясняют, что основой религиозного чувства является особая способность человека чувствовать, воспринимать сокровенный, священный смысл событий, действий, отношений. Это, а не вера в конкретного бога, главное.

Такой человек ощущает священный смысл хлеба и земли, тайный смысл рождения, болезни, смерти. Для него может иметь сакральную (священную) сторону Родина, Армия, даже завод, построенный жертвами отцов. Такой человек чувствует долг перед мертвыми и слушает их совет при решении земных дел. Говорят, что у тех, кто обладает такой способностью, есть «естественный религиозный орган». У советских людей, включая атеистов, этот орган был очень развит— и даже хорошо изучен нашими противниками. Они его и использовали, и разрушали все эти десять лет.

И государство, созданное «коммунистами и беспартийными», было проникнуто религиозным чувством— в этом была и его сила, и его слабость. Н. Бердяев, отрицавший социализм, признавал: «Социалистическое государство не есть секулярное государство, это— сакральное государство. Оно походит на авторитарное теократическое государство. Социализм исповедует мессианскую веру. Хранителями мессианской «идеи» пролетариата является особенная иерархия — коммунистическая партия, крайне централизованная и обладающая диктаторской властью».

Итак, большевики не разрушили, а даже укрепили главную основу религии — саму способность одухотворять мир священным смыслом. Потому они и увлекли народ, и даже индустриализация была в России типичным религиозным подвижничеством, вроде немыслимого по страсти и творчеству строительства соборов в средневековой Европе. Борьба большевиков с Церковью была столкновением сходных сил, которое при общем примирении лишилось смысла и в самом коммунизме не может возникнуть вновь.

А что же мы видим у противника коммунизма — рыночного общества — и легиона его бойцов? Видим именно последовательное уничтожение в человеке «естественного религиозного органа», удушение самой способности к религиозному чувству, покушение на духовную кастрацию вовлеченного в рыночные отношения человека. И, симметрично большевикам, взрывавшим здания церквей, «рыночники» могут строить и ремонтировать церкви — и быть душителями религии. При наличии кирпича, сборного бетона и наемных турок строить не трудно. Но еще Серафим Саровский предупреждал: «Церкви будут стоять, сиять, а молиться в них будет нельзя».

Обратимся к истокам рыночной цивилизации. Главный ответ — там. Само понятие цивилизации, введенное французскими просветителями XVIII в., означало секуляризованную и рационализованную форму общежития. Нецивилизованной формой признавались средневековый образ жизни и образ жизни неевропейских народов. Подчеркнем эти два признака Запада в эпоху капитализма: секулярность (т. е. освобождение от Церкви) и рациональность (расчет и логика).