Оптинский патерик

Вне службы церковной никто не видел его праздным: находясь в келлии своей, он постоянно чем-нибудь занимался. Любимое занятие его составляли: внимательное чтение слова Божия, также отеческих и других душеспасительных книг, молитва, богомыслие и переписывание изречений богомудрых отцов. Плодом таких занятий было то, что труженик этот приобрел впоследствии дар, который нелегко и нескоро достается, а именно дар слез. Келейник, входивший в келлию в то время, когда стоял он на молитве, заставал его в слезах. Да и вообще, стоило, бывало, только завести с ним речь о спасении и необходимости достигать этого блага — и слезы неудержимым потоком лились из глаз его. Никогда он не оставлял келейного молитвенного правила с поклонами. Основав неисходное пребывание свое во святой обители, он имел в виду улучить себе "единое на потребу". Сего искал он неутомимо, искал до гробовой доски; и оттого его ничто не могло удержать в келлии, когда слышен был звон церковного колокола, призывавший братию монастырскую на молитву. Когда же упадок сил препятствовал ему идти в храм Божий, тогда отводил его туда келейник, и во все время, пока совершалась служба Божия, он оставался в храме. Продолжительная монастырская служба никогда не тяготила его; напротив, он находил в ней всегда отраду и утешение и благодарил Господа, указавшего ему одно из молитвенных мест, которое кратчайшим путем ведет скитальца дольнего в обители горние. Но, прожив в обители не малое время, он не торопился облечься в полный иноческий образ чрез пострижение в мантию. Как человеку старческих лет, успевшему уже ознакомиться с духовной жизнью и иноческим бытом, ему, конечно, более чем кому другому известна была непререкаемая истина, что необдуманная поспешность нередко портит все дело, хотя оно и предпринималось с благой целью. Можно предполагать, что он отлагал пострижение в монашество с тем, чтобы наперед испытать себя: в силах ли будет поднять на рамена свои этот крест и идти с ним неуклонно в вечность? Он хорошо помнил, что возврат из-под этой крестной ноши, добровольно взятой на себя, невозможен уже, как свидетельствует о том само слово Божие.

Между тем силы его были на исходе, так что болезненный старец и сам начинал уже ясно понимать, что смерть его недалеко. В этом он особенно убедился после того, как за шесть недель до смерти своей увидел во сне родного сына, Алексея Андреевича, умершего лет 10 тому назад, который ему сказал: "Пора вам, батюшка, отправиться ко мне: у меня очень хорошо". Готовясь к переходу в жизнь загробную, он за три недели до смерти пожелал принять ангельский образ чрез пострижение в мантию, и это желание его с любовью было исполнено. Надобно было видеть духовный восторг и непритворные слезы генерала, а теперь монаха отца Андрея, когда совершился над ним трогательный обряд полного пострижения в мантию. От полноты чувств он не находил слов, чтобы возблагодарить Благого Владыку, Который вчинил его в число рабов Своих, оставивших все земное и скоропреходящее для того, чтобы улучить вечное, нескончаемое; и событие это считал самым высоким для себя счастьем. Слезы, орошавшие в это время его старческие глаза, были красноречивее слов.

Когда же враг человеческий, не оставляющий в покое и самых избранников Божиих, по временам наводил на болезненного старца разного рода смущения, отец Андрей всякий раз в подобных случаях просил келейника своего читать молитву: "Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…" до конца, а потом всю келлию кропить святой водой — и сила молитвы и действие освященной воды избавляли его от земной докуки силы вражией. Чувствуя близость смерти, отец Андрей заблаговременно очистил себя принесением покаяния во всех прегрешениях своих, вольных и невольных, а также удостоился Елеосвящения, и до самой смерти через сутки приобщался Страшных Животворящих Христовых Таин. С таким благодатным напутствием и с живым упованием на Господа нашего Иисуса Христа он безбоязненно ожидал смертного часа. Предсмертные минуты его не были продолжительны: после канона на исход души из тела, дважды прочитанного самим настоятелем отцом игуменом Исаакием, он вздохнул несколько раз и тихо предал душу свою Богу 23 января 1867 года на 81-м году жизни.