«Ну что, товарищ Суханов?» – спросил Зиновьев – «не ожидали вы, что такой быстрой и легкой будет победа?». Когда Суханов объявил, что не относится к поклонникам произошедшего переворота, «Зиновьев молча смотрел на меня с минуту, а потом отошел шага на два в сторону. Ведь он только что высказывался и даже пытался вести кампанию против восстания – из опасения, что оно будет раздавлено. И вдруг дело идет так гладко! Но, с другой стороны, о Керенском и многом другом он действительно забыл и слишком поспешил поздравить чужого человека. В голове Зиновьева, несомненно, шло брожение» – вспоминал Суханов.
Итак, по свидетельству Суханова, Зиновьев и близкие к нему товарищи по партии пребывали в состоянии «брожения». Отрицать успех восстания было трудно, а значит, отпадала половина аргументов, направленных против него. С другой стороны, большинство из них все еще были сторонниками блока с другими левыми партиями, хотя и понимали, что восстание создало новые преграды на пути к нему. Эти колебания отразились и в разговоре Суханова с Каменевым, с которым ему довелось пообщаться на следующий день.
«Ну что же, стало быть, вы одни собираетесь нами править?» – спросил Суханов – «Вот только что, во фракции левых эсеров, я убеждал всеми силами препятствовать вам установить диктатуру одной вашей партии…». «Каменев рассердился: – Ну, если так, – о чем же нам с вами разговаривать! Вы считаете уместным ходить по чужим фракциям и агитировать против нас…». Впрочем, вспышка гнева быстро прошла, и Каменев попытался перевести разговор на другие вопросы. Но Суханов настаивал: «Так вы окончательно решили править одни? – вернулся он к прежней теме. – Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад…». Каменев «нерешительно и неопределенно» то соглашался, то пробовал спорить. «Да, да – говорил он, смотря в одну точку – Хотя… почему мы, собственно, провалимся?»
Суханов очень точно описывает противоречивое положение, в которое попали вчерашние противники форсированного переворота и сегодняшние сторонники соглашения с другими социалистами из числа большевиков: «Каменев был не только посрамленным ныне противником восстания. Он был и противником чисто большевистской власти и сторонником соглашения с меньшевиками и эсерами. Но он боялся опять быть посрамленным. Таких было немало…».
Если «правая фракция» в РСДРП(б) пребывала в нерешительности и колебаниях, то та часть Центрального комитета и других руководящих инстанций, которая шла за Троцким с его тактикой «активной обороны» и курсом на «советский конституционализм», наоборот, сдвинулась в сторону ленинского экстремизма. Сам Троцкий, который накануне заставил самого Ленина признать правоту своего осторожного «легалистского» курса, теперь защищал восстание, которое, по замечанию одного из депутатов Петросовета «предвосхищает решения съезда»: «Воля Всероссийского Съезда Советов предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат, происшедшего в ночь на сегодня. Теперь нам остается лишь развивать нашу победу». Действительно, что им еще оставалось?
Восстание резко изменило условия, в которых происходила внутрипартийная дискуссия. Она вынудила вчерашних сторонников тактики Троцкого фактически перейти на позиции Ленина в оценках роли восстания, одновременно усилив противоречия большевизма в целом с его потенциальными союзниками из числа социалистических партий. Но разногласиям относительно формулы будущей власти только еще суждено было проявиться.
К началу работы съезда его мандатная комиссия зарегистрировала 649 делегатов, из них 390 большевиков, 160 эсеров (из них более половины левые), 72 меньшевика, 14 объединённых интернационалистов, 6 меньшевиков-интернационалистов, 7 украинских социалистов. На правах большинства места в президиуме заняли 14 большевиков и 7 левых эсеров. Меньшевики и меньшевики-интернационалисты отказались занять зарезервированные для них места. Председательствовал Каменев.
Судя по анкетам, которые делегаты съезда заполняли перед заседанием, абсолютное большинство из них – 505 человек – поддерживали лозунг «Вся власть – Советам», еще 86 собирались голосовать за однородное социалистическое правительство и лишь 55 были сторонниками коалиции с кадетами. Сомневаться в том, как съезд, в принципе, разрешит вопрос о власти не приходилось.