Опыт выживания

Другая история. У меня есть знакомый — пожилой мужчина. Лет двадцать назад у него умер единственный сын. Этот мужчина очень тяжело переживал и не мог принять этой утраты. Около восьми лет назад у него нашли рак легких.

Когда его жена позвонила мне, я объяснил, что неприятие произошедшего — это борьба с Божественной волей. Нам трудно понять Божественную логику, потому что мы часто забываем о том, что главное — это душа и любовь.

Если душа перестает развиваться, она болеет и умирает. Если душа деградирует, тело болеет и умирает. Если душа деградирует, тело должно болеть и умирать. С этой точки зрения, болезни и несчастья являются спасением, данным свыше, а логика тела, желающего быть вечным, — это логика страха и ненависти к болезням, которые лишают нас здоровья, счастья и благополучия в жизни.

Я объяснил моему знакомому, что у Божественной воли нет ошибок, она в высшей степени благотворна и разумна для нашей души. Нам неведомы замыслы Всевышнего, мы не видим всех причинно-следственных связей и не всегда понимаем, за что расплачиваемся. Снаружи мы имеем право на страдание, печаль, недовольство, но внутри, в глубине души мы должны абсолютно принимать Божественную волю, — ведь это воля и нашего высшего «я», о котором мы тоже часто забываем.

Проблемы с легкими — это, как правило, неприятие происходящего или уже произошедшего. Неприятие произошедшего рождает сожаление, и если оно держится долго, если человек концентрируется на нем и поддерживает его, то оно уходит в подсознание, в глубину души, и тогда начинается борьба с прошлым и с Божественной волей. Эта борьба постепенно лишает человека сил и энергии, приводя к тяжелым заболеваниям.

Неприятие настоящего рождает раздражение; неприятие будущего рождает уныние и мрачные мысли. Кстати, недоверие к людям, плохие мысли об окружающих часто исходят из страха перед будущим, из уныния.

Вероятно, в душе мужчины что-то изменилось. Рак легких прошел, и операция не потребовалась. Но измениться глубинно достаточно сложно. Остаточные моменты через шесть лет вышли как другой диагноз — рак мочевого пузыря. Гордыня перешла в ревность. Пару лет назад ему сделали операцию, сейчас он чувствует себя нормально.

Третья история связана со мной. В юности я поступил в военное училище, — так потребовали родители. Но я не хотел быть военным, я чувствовал, что это не мой путь. Через несколько месяцев после начала учебы у меня начался бронхит. Я пролежал неделю в санчасти, получив около 20 уколов пенициллина. Меня выписали здоровым, и я вернулся в строй, а еще через две недели попал в санчасть с тем же диагнозом. Опять прошел курс лечения антибиотиками и опять выздоровел. А через месяц снова оказался в санчасти… Подполковник, который меня осматривал, покачал головой и хмуро посмотрел на меня: «Скорее всего, дорогой, у тебя туберкулез. Сделаем снимки. Если диагноз подтвердится, то комиссуем».

Я понял, что мне надо менять отношение к ситуации. Начал радоваться, обливаться холодной водой, забыл о своем унынии, и через неделю был здоров. Военным я так и не стал, но моя повышенная гордыня осталась при мне. Неумение отключать сознание и жить чувствами — это моя проблема с детства; отсюда и гордыня, и удовольствие от ощущения превосходства, и тенденция поставить ум, сознание выше чувств, души.

Около 40 лет назад я работал на стройке. Проработал около пяти лет. Капитальный ремонт старых зданий — это, пожалуй, один из худших видов профессиональной деятельности. Когда мы рушили перегородки в старых квартирах, едва видели друг друга из-за поднявшейся пыли. Работали без респираторов. Вечером я отправлялся учиться в институт на архитектурный факультет, а из носа у меня сыпалась штукатурка, — это была пыль, которой я наглотался за день.

Мне нужна была эта работа, чтобы остаться жить в Санкт-Петербурге, но она не очень-то мне нравилась. В течение одного года у меня трижды было воспаление легких. После одного из них я чуть не умер: в палате было холодно, а второго одеяла медсёстры мне не дали, потому что не было разрешения врача. У меня начался насморк, температура поднялась до 41, и я понял, что дома у меня больше шансов выжить, чем в больнице. После моего демонстративного отказа от лечения врач выписал меня, не предупредив, что за своими вещами мне придется в 15-градусный мороз долго идти в больничном халате по огромной территории больницы имени Боткина (куда я попал сначала с диагнозом «токсический грипп»).

Мою гордыню лечили несправедливостью и бездушным отношением. Кстати, после всех этих испытаний я стал помягче и заодно понял, что на медицину надеяться не стоит, больше нужно рассчитывать на себя. В конечном счете, любой опыт, любое событие становятся положительными или отрицательными в зависимости от того, как мы к ним относимся.