«Опыты» мудреца

Книги сопровождают меня на протяжении всего моего жизненного пути, и я общаюсь с ними всегда и везде. Они утешают меня в мои старые годы и в моем уединенном существовании. Они снимают с меня бремя докучной праздности и в любой час дают мне возможность избавляться от неприятного общества. Они смягчают приступы физической боли, если она не достигает крайних пределов и не подчиняет себе все остальное.

Если, с одной стороны, наш ум крепнет вследствие соприкосновения с умами обширными и развитыми, то, с другой стороны, нельзя себе представить, насколько он теряет и вырождается вследствие постоянного знакомства и сношения с умами низменными и болезненными.

Бич человека – это воображаемое знание.

Надо стараться выяснить – не кто знает больше, а кто знает лучше.

Если мы зовем диковинным и чудесным недоступное нашему разуму, то сколько же таких чудес непрерывно предстает нашему взору!

Если можно быть учеными чужой ученостью, то мудрыми мы можем быть лишь собственной мудростью.

Книжная ученость – украшение, а не фундамент.

Самым лучшим доказательством мудрости является непрерывное хорошее расположение духа.

Я люблю науку, но не боготворю ее.

Очень многих я видел на своем веку, которые были доведены до совершенной тупости неумеренной жаждой знания.

Подлинно разумное обучение изменяет и наш ум, и наши нравы.

Только глупцы могут быть непоколебимыми в своей уверенности.

Люди ничему не верят так твердо, как тому, о чем они меньше всего знают.

В общении с людьми ум человеческий достигает изумительной ясности.

Мы берем на хранение чужие мысли и знания, только и всего. Нужно, однако, сделать их собственными.

По правде говоря, знания представляются мне менее ценными, нежели ум. Последний может обойтись без помощи, тогда как первые не могут обойтись без ума.

Ученость как таковая сама по себе есть нечто безличное. Для благородной души она может быть добавлением очень полезным, для какой-нибудь иной – вредоносным и пагубным. Вернее было бы сказать, что она вещь драгоценная для того, кто умеет ею пользоваться.

Когда наукой пользуются как должно, это самое благородное и великое из достижений рода человеческого.

Истинные ученые подобны колосьям в поле. Пока колос пуст, он весело растет и гордо подымает кверху главу; но когда он разбухает, наполняется зерном и созревает, он проникается смирением и опускает голову.

Лучший способ запомнить что-нибудь – постараться это забыть.

Невежество бывает двоякого рода: одно, безграмотное, предшествует науке; другое, чванное, следует за нею.

Мы трудимся лишь над тем, чтобы заполнить свою память, оставляя разум и совесть праздными.

Первоначально чье-либо личное заблуждение становится общим, а затем уж общее заблуждение становится личным. Вот и растет постройка, к которой каждый прикладывает руку так, что самый дальний свидетель события оказывается осведомленным лучше, чем непосредственный, а последний человек, узнавший о нем, – гораздо более убежденным, чем первый.

Признаваться в незнании – одно из лучших и вернейших доказательств наличия разума.

То, что мы меньше всего знаем, лучше всего годится для обожествления.

Мы готовы признать за другими превосходство в отваге, телесной силе, опытности, ловкости, красоте, но превосходства в уме мы никому не уступим.

Кто ясно видит величие чужой мысли, тот и сам поднимается до того же уровня и возносит свою мысль на ту же самую высоту.

Какая же это Истина, если она правда по одну сторону гор и неправда – по другую.

В тех, кто ставит своей неизменной целью домогаться возможно большей учености, кто берется за писание ученых трудов и за другие дела, требующие постоянного общения с книгами, – в тех обнаруживается столько чванства и умственного бессилия, как ни в какой другой породе людей.

Истина настолько великая вещь, что мы не должны пренебрегать ничем, что ведет к ней.

Я говорю правду постольку, поскольку осмеливаюсь ее говорить; чем старше я становлюсь, тем реже осмеливаюсь это делать.

Если бы ложь, подобно истине, была одноликою, наше положение было бы значительно легче. Мы считали бы в таком случае достоверным противоположное тому, что говорит лжец. Но противоположность истине обладает сотней тысяч обличий и не имеет пределов.

Истина не становится мудрее от своего возраста.

Кто попал далее цели, так же точно промахнулся, как и тот, кто не попал в цель.

Описывать прошлое – меньший риск, чем описывать настоящее, ибо в этом случае писатель отвечает только за точную передачу заимствованного им у других.

Весло, погруженное в воду, кажется нам надломленным. Таким образом, важно не только то, что мы видим, но и как мы это видим.

У кого тощее тело, тот напяливает на себя много одежек; у кого скудная мысль, тот приукрашивает ее напыщенными словами.

Если не занять наш ум определенным предметом, который держал бы его в узде, он начинает метаться из стороны в сторону… по бескрайним полям воображения. И нет такого безумия, таких бредней, которых не порождал бы наш ум, пребывая в таком возбуждении.