Опыты (Том 2)

Всегда, когда я читаю это изумительное описание войны, я не могу отделаться от представления, что передо мною картина человеческой глупости и суетности.[445] И впрямь поразительно, какими ничтожными причинами вызываются жестокие войны, наполняющие нас страхом и ужасом, этот ураган звуков и криков, эта устрашающая лавина вооруженных полчищ, это воплощение ярости, пыла и отваги:

Fulgur ibi ad caelum se tollit, totaque circum

Aere renidescit tellus, subterque virum vi

Excitur pedibus sonitus, clamoreque montes

Icti reiectant voces ad sidera mundl.

{Блеск от оружия возносится к небу; земля всюду кругом сверкает медью и гулко содрогается от тяжкой поступи пехоты; потрясенные криками горы отбрасывают голоса к небесным светилам[446]

(лат.).}

И улаживаются эти раздоры благодаря столь ничтожным случайностям:

Paridis propter narratur amorem

Graecia barbariae diro collisa duello;

{Рассказывают, что из-за страсти Париса греки столкнулись в жестокой войне с варварами[447] (лат.).}

вся Азия, говорят, была разорена и опустошена в результате войн из-за распутства Париса. В основе того великого разрушения, каким является война, часто лежит прихоть одного человека; войны нередко ведутся из-за какой-нибудь причиненной ему обиды, либо ради его удовлетворения, либо из-за какой-нибудь семейной распри, то есть по причинам, не стоящим выеденного яйца. Послушаем, что говорят на этот счет те, кто сами являются главными зачинщиками и поджигателями их; выслушаем самого крупного, самого могущественного и самого победоносного из всех живших на земле императоров,[448] который, словно играя, затевал множество опасных сражений на суше и на море, из-за которого лилась кровь и ставилась на карту жизнь полумиллиона человек, связанных с его судьбой, и ради предприятий которого расточались силы и средства обеих частей света:

Quod futuit Glaphyran Antonius, hanc mihi poenam Fulvia constituit, se quoque uti futuam.

Fulviam ego ut futuam? Quid, si me Manius oret Paedicem, faciam? Non puto, si sapiam.

Aut futue, aut pugnemus, ait. Quid, quod mihi vita Carior est ipsa mentula? Signa canant.

{Оттого только, что Антоний забавлялся с Глафирой, Фульвия хочет принудить меня к любви к ней? Чтобы я стал с ней забавляться? Как! Если Маний станет просить меня, чтобы я уступил? Соглашусь я? И не подумаю! Мне говорят: Люби меня, или же будем сражаться, — Как! Чтобы я больше дорожил своей жизнью, чем своей мужской силой? Трубите, трубы![449] (лат.).}

(Пользуясь Вашим любезным разрешением, я злоупотребляю латинскими цитатами.[450]) А между тем это многоликий великан, который как бы сотрясает небо и землю,

Quam multi Libyco volvuntur marmore fluctus,

Saevus ubi Orion hybernis condltur undis,

Vel cum sole novo densae torrentur aristae,

Aut Hermi campo, aut Lyciae flaventibus arvis,

Scuta sonant, pulsuque pedum conterrita tellus.

{Как неисчислимые валы, бушующие на побережье Ливии, когда грозный Орион скрывается в зимних волнах; как густые колосья, зреющие под взошедшим солнцем или на лидийских лугах или на полях Ликии, — стонут щиты и земля сотрясается под топотом ног[451] (лат.).}

Это страшное чудовище о стольких головах и руках — всего лишь злополучный, слабый и жалкий человек. Это — всего лишь потревоженный и разворошенный муравейник:

It nigrum campis agmen.

{Черный строй идет полем[452] (лат.).}

Достаточно одного порыва противного ветра, крика ворона, неверного шага лошади, случайного полета орла, какого-нибудь сна, знака или звука голоса, какого-нибудь утреннего тумана, чтобы сбить его с ног и свалить на землю. Одного солнечного луча достаточно, чтобы сжечь и уничтожить его; достаточно бросить ему немного пыли в глаза (или напустить пчел, как мы читаем у нашего поэта[453]) — и сразу все наши легионы даже с великим полководцем Помпеем во главе будут смяты и разбиты наголову. Ведь именно против Помпея, как мне помнится, Серторий применил эту проделку в Испании, чтобы разбить его прекрасную армию, и эта же военная хитрость впоследствии сослужила службу и другим, например Евмену против Антигона или Сурене против Красса:[454]

Hi motus animorum atque haec certamina tanta

Pulveris exlgui iactu compressa quiescunt.

{Эти душевные волнения и все такие сражения стихают, подавленные горстью пыли[455] (лат.).}

Да и сейчас, если напустить на толпу людей рой пчел, он рассеет ее. В недавние времена, когда португальцы осаждали город Тамли в княжестве Шьятиме,[456] жители города поставили на крепостных стенах множество ульев, которые у них имелись в изобилии. Приготовившись, они быстро выпустили пчел на неприятельскую армию, которая тотчас же обратилась в бегство, ибо солдаты не в состоянии были справиться с жалившими их пчелами. Так с помощью этого необычайного средства город одержал победу над португальцами и сохранил свою свободу.