Оракул петербургский. Книга 1

У Сергеева даже появились липучие подозрения: не вносит ли Татьяна в протокол судебного заседания всякие несущественные "бяки". Однако авторитет неподкупности, явно излучавшийся строгим судьей, не дал развиться легкомысленным подозрениям. И Сергеев совершенно в трезвом сознании произнес глубокомысленно, несколько перепугав зрителей: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень" (От Иоанна 8: 7). Реакция обывателей понятна, – святые слова еще не вошли прочно в лексику правозащитников, ими оперируют пока что только образованные эскулапы.

Кульминация судебного заседания, – допрос свидетелей, – доконала судью: он метал громы и молнии и было за что. Обвинение расползалось по швам: никаких объективных данных не было за то, чтобы пустой донос, рожденный по личным нездоровым мотивам, рассматривать, как серьезный компромат. Не понятно, на чем основывали свою административную прыть новоявленные больничные вельзевулы.

Судья объяснял надутой Клотильде, что в интересах администрации пойти на мировую, иначе дурацкий приказ все равно будет отменен и взыскана компенсация за моральный ущерб. Однако давно замечено, и сформулировано сатириком Михаилом Жванецким: "Женщину склока не портит, а лишь освежает". Нет оснований не доверять его прозорливости. "Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской" (1-е Коринфянам 10: 21).

Понятно, что разбушевавшаяся женщина, оперирующая недоброкачественными версиями и поддельными документами, была заряжена выше головы сексуальной агрессией и никакого разумения в ней уже не оставалось. На ней от такого задора само собой могло лопнуть трико, но разбить доводы Сергеева и свидетелей Клотильда уже не могла.

Безусловно, элитарной формой сексуального переноса является только привязанность к нежным, благородным существам – кошкам. Поглаживание ласковые шкурки, человек великолепно снимает напряжение, снижает артериальное давление, минимизирует стресс. Но не тащить же с собою в суд кошку и не внедрять ее в бесчестные руки Клотильде – отравительнице, мастерице варить ядовитое зелье оговора.

Да и, по правде сказать, такая форма наслаждения дана лишь тонким мужским натурам. А женщины здесь, вообще, не при чем. Им предоставляется возможность ухаживать за птицами: обучать несложной беседе попугая, с помутненным взором внимать трелям соловья или, на худой конец, разводить кур, гусей, индюшек исключительно для того, чтобы восполнить восторг общения с яйцами.

Но Клотильда, скорее всего, использует иное наслаждение, – пьет кровь из мужчин-неврастеников, запуганных мазохистов. Ее нежность – это резвость вампира, не мучающего долгим терзанием, а быстро и ловко прокусывающего пульсирующую артерию. Таких виртуозов в средние века добросовестная инквизиция отлавливала и моментально сжигала на кострах, предварительно удалив без наркоза огромные клыки и когти.

Однако нет никакого сомнения, что любая женщина и, особенно, занятая адвокатской деятельностью, обязана поклоняться только Божьей Матери. "Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, от чего отступивши, некоторые уклонились в пустословие, желая быть законоучителями, но не разумея ни того о чем говорят, ни того, что утверждают" (1-е Тимофею 1: 5-7).

На последнее заседание в судебную палату явились два забавных субъекта из больницы: оба в каких-то административных должностях. Сергеев не помнил их фамилии, но сразу же идентифицировал их прозвищами. Один числился "маленькой, серой, злобной крысой в очках"; второй уродец был прозван – "Левушкой-эпилептиком. Этот недоумок чем-то занимался в отделе кадров, постоянно отираясь около неопрятных юбок. Он, кажется, состоял в близком родстве с тухлой женщиной, по прозвищу "коломенская верста" и от души нашептывал ей проекты приказов, проходящих по отделу кадров. Именно они вдвоем и родили бездарную инвективу на Сергеева.

Маленький крыс, видимо, от природы был слабым, но злопамятным и с непомерными амбициями существом. В детстве сверстники решительно колотили его по башке, – скорее всего, за вздорность характера и склонность к предательству. Зато школьные педагоги поощряли за доносы. Умственную ограниченность он пытался компенсировать вторым высшим образованием, а это, как известно, тормозит развитие личности на уровне заурядных учебников. Крысенок, безусловно, мнил себя несгибаемым правозащитником и сверхъестественным гением.