Оранжерея

«Animula vagula, blandula»[63],дитя ты — ату да ату.Тебя утешая и радуя,о дальней дороге солгу.Представь: в черном небе как будтовзрываются сотни шутих,и гаснут, и новое утрочитает заученный стих.И все это где-то за городом,за лесом, за миром — замри:каким притягательным холодомповеяло вдруг от земли!Гляди-ка, ребенка укачивать,шепча, принимается мать.

Куда же, в какое Мукачевотебя приведется сослать?Каким покаяньем таежным,молитвой упорной какой,стихами какими продолженя буду, «уйдя на покой»?Ведь время настанет — курсивамипойдет жизнь страницы писать:курсисток, как фразы красивые,на курв и курзалы менятьУжель карандашик затачивать,что нож на расправу? Ужельс дороги нельзя нам сворачивать:на Речицы, что ли, на Гжель?В лесу тишь. Дымка паровозного

угольная горечь. Терпи,бродяжка, случись в царство грозноедремучей тропою зайти.Вот торит слепец одинокийв подземке свой траурный брод.Не так ли придется в далекийтебе отправляться поход?И стук его суетной палкивсе будет коробить твой слух,и фразы из детской считалкиот этого вспомнятся вдруг:«Animula vagula, blandula...»Да полно тебе лепетать.Гляди-ка, луна уже канула.

Не плачь: начинает светать.

КРЫМ

1

Это дикое рыжее имябудет в уши о воле рычать,когда сушу от струнного линяутром станет матрос отпускать.Он успеет вскочить на качелипереполненной барки — тогдаразговоры о смысле и целимы оставим с тобой навсегда.(Нет за мысом ни цели, ни смысла,но, по замыслу Автора, там

дует ветер и ныне и присно,и в расселинах тесно волнам.)Мы увидим чудесные вещи,в них ни проку, ни толку, но тыэтих сизых разломов и трещинникогда не забудешь черты.И в масштабе бессрочной разлукивсё покажется вдвое крупней,как садилась синица на руку,как под снегом струился ручей, —всё, что скроет грядущая темень,темя темой извечной дразня;это как вырастание тенина закате погожего дня.

2