— Пипс, я не думал, что ты воспринимаешь все это так. Обычно женщины безошибочно умеют оценить степень мужской заинтересованности, — он усмехается краем рта. — Но не ты. Тебе нужно написать на лбу большими буквами. Я люблю тебя. И хотя, я знаю, ты считаешь, все юристы постоянно лгут, в этом ты можешь мне поверить. Ну, сама подумай, какой корыстный интерес у меня сейчас может быть?
Я прячу улыбку, но краем глаза замечаю, что он тоже улыбается.
— Наверное, я должен был сказать тебе это раньше, — продолжает он уже серьезно, — но я не мог, пока сам не принял мои чувства к тебе как свершившийся факт. Знаешь, это пугает — такая сильная зависимость от другого человека, от женщины. Я пробовал ее разорвать — не раз и не с одной девушкой. И снова приезжал к тебе, в расчете, что когда-нибудь мне это надоест. А потом ты исчезла на три месяца, и пережить их оказалось сложнее, чем я думал. Это напугало меня, и когда я вернулся в Сидней после нашей ссоры, я подумал — пора с этим кончать. Сначала было легко, я был очень зол на тебя, потом утвердили мое назначение, и мне казалось, что все отлично, я справляюсь. А когда стало хреново, я вдруг поехал пьяный на пляж — до сих пор удивляюсь, как по дороге не свернул себе шею… Но самое странное в том, что ты оказалась рядом — и выяснилось, что все не так плохо, что я могу смотреть на это другими глазами. Причина в тебе, я понял это тем вечером, когда мы гуляли по Сиднею, помнишь? — он смотрит на меня, и я киваю.
— Что касается Виктории, то мы с ней встречались время от времени, но я не ожидал, что она явится домой, потому что, во-первых, Керолайн… в общем, она решила, что раз Керолайн переехала, мы можем встречаться у меня, а во-вторых, я не дал ей понять, что наши отношения окончены, потому что последний раз виделся с ней еще до того, как мы с тобой помирились. Я не знаю, что она наговорила тебе, но когда она приехала, я только что вернулся с пробежки. Она рассчитывала на совместный вечер, но когда поняла, что ничего не получится, попросила отвезти ее. Я принял душ, переоделся, отвез ее домой и больше не видел, по крайней мере, до этой минуты. За что мне хочется ее убить — так это за то, что она ни словом не обмолвилась о твоем визите.
Он немного помолчал, словно взвешивая свои слова. Потом добавил:
— Кажется, это все по первому пункту. Если у тебя есть вопросы, спрашивай.
Я покачала головой.
— Теперь моя очередь. По второму пункту. Питер, я честно хотела тебе сказать. Еще в Сиднее, пока не увидела эту твою… Викторию. Ох, нет… Я вру. Я не была уверена, что скажу тебе вот так, сразу. Дело в том, что, теоретически, это может быть ребенок Дэниэла. Я встречалась с ним потому, что хотела ребенка. Я рожу его, чей бы он ни был, это мое решение. Ты ничего не обязан делать, просто ты сказал, что имеешь право знать, и поэтому… я собиралась тебе сказать.
Мы оба надолго замолкаем. Потом Питер говорит:
— Можно, я попрошу тебя об одолжении? Когда ребенок родится, ты позволишь мне сделать анализ ДНК?
— Да, конечно.
— Сколько уже?
Моя рука непроизвольно ложится на живот.
— Десять недель.
— В первый раз, у тебя ведь что-то пошло не так, да? Это может повториться?
— Надеюсь, что нет. Но я должна быть очень осторожной. И я этого очень боюсь.
Какое-то время мы оба молчим. Питер берет меня за руку, переплетая мои пальцы со своими в крепком пожатии.
— По третьему пункту. Пипс, чей бы это ни был ребенок, и чем бы это все не закончилось для тебя и для меня, я хочу, чтобы мы были вместе. Знаю, я — не подарок, да и ты — та еще штучка, — усмехается он, подняв на меня глаза, — но, похоже, вместе нам лучше, чем порознь.
У меня на глаза наворачиваются слезы.
— Эй, только не вздумай опять плакать, — полуиспуганно-полушутливо произносит Питер.
— Я никогда не надеялась услышать от тебя что-то подобное, — чтобы взять себя в руки, я пытаюсь улыбнуться. — Помнишь, когда мы встретились, ты смотрел на меня, как на какое-то противное насекомое?
— Неправда. Просто меня взбесило то, что ты творила с машиной, — улыбается Питер в ответ.
— Но если бы кто-нибудь тогда сказал тебе, что мы будем вместе, ты бы хохотал до упаду.
— Да уж, ты не принадлежала к типу женщин, который мне нравится. Но не знаю, мне кажется, чем-то ты меня зацепила уже тогда.
— Ну да, щеткой.
— А вот щетку я тебе до сих пор не простил. Ты хоть понимаешь, чего могла меня лишить? И чего могла сама лишиться? — лукаво сощурив глаза, спрашивает он.
Я фыркаю от смеха, Питер, смеясь, подается вперед, и через секунду наши смеющиеся губы встречаются. Очень быстро поцелуй из игривого переходит в глубокий, зажигающий кровь. Рука Питера ложится мне на грудь, заставляя меня податься ей навстречу, но мгновение спустя я отчаянно выдыхаю:
— Питер, ох… мне нельзя.
— Черт, извини, — виновато произносит он, отстраняясь. — Прости, я совсем забыл.
И тут мне приходит в голову одна мысль.
— Ничего страшного, милый. Это не значит, что тебе нельзя, — игриво говорю я, опуская руку на пояс его брюк. — Ты ведь у нас не беременный…
Два дня спустя раздается звонок: