Оранжевая смута

«Вот я вам сейчас дам жару. Хорошо, текст готов, он у меня здесь, в папке лежит. После выступления сразу же начну кампанию по выборам на второй срок, а там, глядишь, и на третий потяну. Америка меня поддержит. И в Евросоюз впихнет. А Евросоюз – это вам не Россия. Наплевать на Россию, я подсуну ей еще один голодомор. А ты, сучка, – он посмотрел на улыбающуюся Юлю в окружении мужчин и незаметно плюнул в ее сторону, – ты у меня еще попляшешь. Ишь, вздумала тягаться со мной! Да я – лидер нации!»

Последнее предложение он произнес громко, приподнимаясь, но оно потонуло в словах спикера парламента Литвинова, который со сложенными ладошками, поворачиваясь лицом к президенту, унизительно объявлял о том, что сам Виктор Писоевич посетил Верховную Раду, дабы обратиться с посланием к украинскому народу.

Президент, к удивлению депутатов, побрел к трибуне с пустыми руками. Всем давно было известно, что он ни разу не выступил без бумажки. Взойдя на трибуну, он впервые оглядел зал, его нижнюю часть, а затем и второй ярус, где обычно размещались журналисты и гости, и увидел картину, парализовавшую его волю. Практически весь второй ярус был завешан плакатами: «Вопиющенко, убирайся в Америку». Его глаза задержались на одном плакате, на котором он сам, в шляпе ковбоя, с чемоданом в руке, одетый в полосатый костюм американского флага, направляется в Америку.

Зал притих в ожидании. Но лидер нации постоял на трибуне, подумал, философски улыбнулся, затем достал сверток из внутреннего кармана пиджака, развернул его и стал так же, как всегда, нудно читать. Потратив на это нудное чтение минут сорок, он покинул здание Верховной Рады. Это было его последнее выступление с обращением к украинскому народу с трибуны парламента. Любой другой руководитель государства, особенно расположенного на Западе, тут же подал бы в отставку. Но этого не мог сделать Вопиющенко. Слишком много дел он не завершил. Надо было продумать и решить вопрос с продажей хотя бы десяти дачных комплексов и около сотни гектаров земли, особенно в Крыму. Катрин совершенно справедливо доказывала лопоухому президенту, что два процента популярности в народе не дают никаких шансов на его избрание на второй президентский срок, а следовательно, жди проверок незаконно нажитого имущества.

– Да я в депутаты зарегистрируюсь и по-прежнему стану неприкосновенным, – возражал муж.

– Это разумный путь, – парировала Катрин, – вся опасность в том, что тебя могут лишить депутатского мандата, тогда ты загремишь лет на пятнадцать. Да и я тоже могу попасть. Кто нас тогда станет спасать?

– Америка.

– Как только ты лишишься президентского кресла, ты лишишься и американского покровительства. Я слишком хорошо знаю свою страну. Она хоть и богатая, но далеко не уютная, вот почему я решила, а точнее, согласилась выйти за тебя замуж и переселиться в твою нищую страну, где, будучи у власти, можно делать абсолютно все, что взбредет в голову.

– Ты хорошо стала балакать на ридной мове, – похвалил ее муж.

– Да, зря я трудилась, потому что вскоре придется драпать обратно в Америку. А посему делай все, как я тебе советую.

– А как же я оставлю Степку Бандеру и голодомор?

– Поставишь ему памятник перед нашим двухэтажным особняком, а про голодомор напишешь книгу.

– Я уже начал. Одна страница готова.

Этот разговор запомнился Виктору Писоевичу во всех подробностях, и сейчас, усаживаясь в роскошный президентский автомобиль, он вспомнил добрый совет, что, пожалуй, придется драпать в Америку.

– Куда прикажете? – спросил водитель.

– На работу, куда же еще.

До работы рукой подать. В дверях уже стоял его верный слуга Бамбалога.

– Вы прекрасно выступили с обращением к украинскому народу. Мы все здесь в восторге.

– Заходи, кум.

– С радостью, – произнес Бамбалога, низко нагибаясь.

Два кума за чашкой кофе беседовали о предстоящих президентских выборах. Бамбалога прекрасно понимал, что и ему будет несладко после того, как Виктор Писоевич проиграет президентскую гонку, и нервничал не меньше президента.

– Что происходит? Говорите, не мучайте меня, – воскликнул Бамбалога. – Я вижу, что в вашей голове бродят великие исторические мысли, поделитесь, не томите душу.

– Речь идет о предстоящих президентских выборах. Победим мы или останемся на бобах? Мой рейтинг снизился с восьмидесяти до двадцати процентов, а у Яндиковича он двадцать шесть процентов. Как быть?

Лицо кума Бамбалоги покрылось слезами, плечи стали подергиваться. Наконец он выдавил из себя:

– Вы, Виктор Писоевич, в отличие от меня, в более выгодном положении. Вы можете драпануть в Америку, а мне куда деваться? Если даже вы меня пожалеете и возьмете с собой, то на запрос будущего украинского правительства меня выдадут, а вас оставят. Куда мне деваться? В какую страну бежать?

Лидер нации молчал, он не находил слов для ответа, а кум и вовсе расплакался. И не только это. Он вдруг поднялся, растопырил руки и заключил в объятия лидера нации. Он так крепко стал его зажимать, что тот взвыл, а потом и вовсе уронил голову на плечо куму.