Орда II

У того отвисла челюсть, глаза расширились, а взгляд прилип к золотым выпуклостям. Матёрая резким нырком вперёд сдвинулась и, сделав наглецу подсечку примитивную не слабым ударом, швырнула его на мелководье, куда тот с шумом да брызгами задом плюхнулся от неожиданности. Все три девы залились хохотом, но, в общем, то не злобным смехом, а лёгким, расслабленным, что рыжий бердник воспринял за добрый знак примирения.

Кайсай был действительно потрясён до глубины души. Сидел пятой точкой в реке да воду в штаны зачерпывал, так как при всей готовности к атакам непредсказуемым со стороны противника он не заметил её движения. Настолько оно было быстрым да для глаз не видимым, а самое обидное, он не смог прочесть её замысел заранее. При всём своём мастерстве, как рыжий про себя выдумывал, он не понял даже приблизительно, как у девы получилось нападение, и это непонимание произошедшего вызывало в нём тревогу нешуточную. Почему-то в первую очередь решившего, что тут без колдовства не обошлось, как и с ножичком. А это уже говорило о недооценке противника и что пред ним куда более матёрый враг, чем он себе изначально навыдумывал.

От греха подальше да ради собственной безопасности Кайсай никак не стал противодействовать и тем более продолжать с ней пикетировать, решив смиренно подчиниться, приняв её первенство, понимая, что старшей негоже было оставаться в долгу неоплаченном и требовалось хоть вот так, но поддержать авторитет свой начальственный. И сесть в реку опосля удара её чувствительного вполне приемлемая плата за выправление статуса. Правда, он не ожидал, что сядет в воду седалищем, но это уже мелочи. Высохнет. Но, даже понимая безоговорочно, что нарываться с этой девой не стоит на неприятности, всё же не удержался от слова язвительного:

– Золотые Груди, ты прости меня дурня неотёсанного, а как тебя по-простому приласкать, чтоб не обиделась?

– Никак, – прошипела «золотая» стервозным шёпотом, вновь скривив злобное личико, собираясь видно топить его полностью.

Наступила тягучая пауза. Кайсай не решился на этот раз продолжить знакомство с побоями. Все замерли в позах как изваяния. Наконец Матёрая отмерла, развернулась да прочь пошла, но не стала вскакивать на своего скакуна горячего, а наоборот принялась накидку стягивать, скомандовав своим «мужененавистницам»:

– Привал. Тоже сполоснуться надобно да подкрепиться перед переправою.

Затем вновь подошла к рыжему, из реки вылезшему со штанами мокрыми и встав пред ним, реку разглядывая, начала демонстративно оголяться, завязки брони расшнуровывая. При этом улыбаясь загадочно непонятно кого той улыбкой одаривая, так как с высоты своего положения, в упор на берегу никого не видела окромя себя любимой да единственной.

Кайсай вновь зацепившись за её вызывающее поведение, ответил также демонстративно, только сделал быстрее значительно. Он, несмотря на деву самовлюблённую, скинул в песок сапожки мягкие, куда благо вода не набралась при падении, пояс отстегнул, аккуратно укладывая да лихо из штанов выпрыгнул, оставшись пред красавицей в чём мать родила да на свет выгнала.

Рыжий порешил, что раз уж намочил портки походные, то не мешало бы их и простирнуть в таком случае. Закинул косу за спину, к ней задом поворачиваясь да прикрывая шрам от взгляда стороннего. Пошёл в реку, тем не менее, понимая по опыту заработанного с поселковыми девками, что не желание любоваться её красой да поворот к обнажающейся деве спиной, будет для неё не меньшим оскорблением, чем отбор ножа да усадка на песок задницей.

Дева никак не отреагировала на его мерзостную выходку, но раздевшись догола да проходя мимо, груди выпятив, глянула на рыжего так значительно, что тот всё понял без объяснения. Она ему такого никогда не простит и не при каких условиях и, судя по натуре отвратительной эта стерва никогда и никому, ничего не прощает по определению. Она этому просто с детства не обучена.

От вида тела девичьего обнажённого, грациозно в воду заплывающего Кайсай впал в полное оцепенение. Тело мгновенно отказалось слушаться. Но парализовала его не красота её фигуры божественной, а колдовские узоры на её спине! Она оказалась колдуньей «меченой»! И ведь эта зараза ещё косу вперёд убрала, открывая спину для обозрения и давая ему возможность разглядеть себя во всех подробностях.

Только сейчас бердник понял с кем сцепился по дурости. Она же могла одним желанием по песку его размазать, превращая в пыль песочную. Сразу стал понятен и гонор девы, и её заносчивость, высокомерный взгляд на их с Куликом ничтожества, а за одно и отсутствие у неё оружия. На кой оно ей, коли колдовская сила в самом теле заложена.

Сравнивая её рисунки с лесной ведьмою, он пришёл к выводу однозначному, что каждая «меченая» видать по-разному разрисована, потому что роспись Золотых Грудей была совсем непохожая на еги-бабины. Те хорошо запомнил за время лечения. Когда рыжий пришёл в себя от оцепенения, первое что осознал мозгами разрозненными – сердце из груди вот-вот вырвется, а второе – увидел штаны уплывающие.