Орден бесогонов

— Взопрел от что-то, давно так не бесогонил. Они ж, от чертеняки-то мелкие-мелкие, а умотаешься от с ними, как с мухами кусачими. — Мой седой наставник утомлённо вытер пот со лба. — Теперь от твоё дело за малым, бери, Федька, веник, совок да сметай-ка всю эту нечисть-то дохлую с пола. Во дворе от за забор высыпь. Да поверх остатками-то святой воды залить от не забудь!

Я сделал, как мне приказано. Работка несложная и непыльная, в том плане, что порядок у себя в отделении сержант Бельдыев поддерживал, мусора и пыли на полу не было. Окаменевших или превратившихся в грязный пепел бесов я смёл в старый металлический совок, получилось даже с горкой, хотя росточком вся эта погань, наверное, не выше сантиметра-полтора, ссыпал в ведёрко и вышел за дверь. Участковый рассеянно курил на пороге.

— Можете заходить, отец Пафнутий обряд освящения закончил.

— Не пойму я тебя, Фролов, зачем ты у нас в селе торчишь? — вместо ответа или слов благодарности вдруг вздохнул он. — Смотрел твоё дело. Ты же образованный парень, служебный опыт имеешь, повоевал даже, тебе бы учиться в академии МВД или по фээсбэшной линии идти.

— Я и учусь.

— Бесов гонять, да?

— Ну кто-то должен…

Сержант пристально посмотрел мне в глаза характерным полицейским прищуром, ничего больше не сказал и, швырнув окурок в сугроб, вошёл в отделение. Что сказать, странный разговор, но приятно, что хоть кто-то во всей Пияле думает обо мне и моём будущем. Закон всегда бдит за такими, как я, по-отечески грозит пальчиком и ждёт, когда я оступлюсь. Не дождётесь.

Мне оставалось высыпать нечистый пепел в снег, что я и сделал. Потом взял ведёрко, аккуратно вылив с пол-литра святой воды в серо-чёрный вонючий могильник. Из пепла послышалось шипение, всплыли и лопнули пузыри, пару раз выстрелило зелёными искрами, и вроде всё. Дело сделано, можем идти домой.

— Стоямба, козлина ментовская, — раздалось за моей спиной, стоило мне шагнуть на крыльцо.

Я обернулся. У грязной лужи бесполезного пепла стоял довольно высокий, крепко сбитый бесёнок, сантиметров двадцать — тридцать в холке. Голый, кожа коричнево-серая, пятнами, весь в наколках, как уголовник со стажем, один рог сломан, уши рваные, ножки кривые, словно у бабушкиного комода, пятачок свёрнут набок, и половина зубов во рту золотые.

— Чё, петушара лохматая, думали, всех завалили? На кичу меня кинули, шмаль курить да баланду хлебать? Ан обломись хребтом об колено, вертухай беспонтовый! Чё вылупился? Ты звёзды у меня на плечах видишь, ты паутинку синюю на коленях читаешь, ты…

Я молча швырнул в него ведро и попал. Ну как попал, в смысле попал в беса, но он принял удар на целый рог и пробил днище на взлёте. Ловкая сволочь…

— Вот как ты зону держишь, начальничек? Ну всё, вилы тебе настали, — смачно сплюнув сквозь зубы, объявил бес, бросаясь в ответную атаку.

Со стороны, наверное, это было похоже на битву вконец оборзевшего Пятачка с выросшим Кристофером Робином, как если бы они оба вдруг попутали берега. Он кусался, лягался, бодался в прыжке и бил на подкатах, а я защищался, как мог, на футбольный манер. Пару раз очень удачно, в том плане, что мне удавалось сбить его с ног ударом ноги в грудь и даже глубоко закопать в сугробе, но он вырвался, словно ополоумевший подснежник:

— Порежу, попишу, покоцаю-у! Рёбра выгрызу, в печень плюну, век воли не вида-а-ать!

Револьвера с серебряными пулями у меня не было, святая вода кончилась, мат на него не действовал, а молитвенник остался в доме отца Пафнутия. Я успел снять крест с шеи, примотав его за гайтан на кулак, вот и всё оружие. Мы тупо и однообразно лупили друг дружку с попеременным успехом, думаю, минут пять или шесть. Или больше, не знаю…

Всё кончилось, когда он попытался вгрызться мне в колено, но я сбил его точечным ударом в висок. Серебряный крестик, к удивлению, не убил гада на месте, но, по крайней мере, взрывной волной мерзавца отшвырнуло шага на три к крылечку. Я хотя бы перевёл дыхание, готовясь отстоять и второй раунд.

Конечно, однорогий уголовник сумел-таки встать и, пошатываясь, вновь пошёл на меня, но копытца его уже вязли в снегу, кривые ноги путались в хвосте, глазки сошлись на переносице, а кулаки бесцельно молотили воздух.

— Ты… стой, сучара позорная… Я тебя, таких, как ты, на пропеллере вертел… Иди сюда! Сюда иди, ты… этот… убью, короче!

Опустившись на одно колено и собрав остаток сил, я врезал ему прямым в лоб!

— Пе-ту-ша-ра-а-а, ментовская-а-а, — слабым эхом долетело откуда-то из-за заборчика аж на соседней улице. Неслабый перелёт, достойный Книги рекордов Гиннесса. Они всё равно туда всякую фигню пишут, так почему бы не зафиксировать рекорд дальности полёта одного беса с одного удара?

В любом случае следовало убедиться, что с ним и как, недобитков в нашей работе оставлять нельзя. Я пошёл к забору и, подтянувшись, посмотрел. Упс, Фрейд озабоченный…

Попадание оказалось крайне удачным, как одним ударом в лузу американского бильярда. Дверцу чьего-то туалетного домика вышибло напрочь, а проклятия нечистого всё больше прерывались бульканьем и смрадом.