Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

7 июля Секретариат утвердил новое положение о Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и местных КК. С первых же слов нового положения всем должно было быть предельно ясно, что в отныне контрольные комиссии в первую очередь ориентируются на «решительную борьбу со всякого рода антипартийными группировками и с проявлениями фракционности внутри партии и содействие изживанию склок. Выпрямление линии поведения, как целых организаций, так и отдельных членов партии». Во втором эшелоне упоминались тривиальные для нэпа задачи борьбы с некоммунистическими поступками, обрастанием, моральной распущенностью и т. д. Но Сталин не был бы верен самому себе, если бы не добавил в документ мотивы про борьбу с бюрократическими извращениями в работе партаппарата и привлечение к ответственности лиц, препятствующих проведению в жизнь принципа внутрипартийной демократии. В результате карающий меч партаппарата приобретал обоюдоострую форму, самую лучшую в сумятице ближнего боя, в котором не сразу поймешь: где свои, а где враги — где злостный оппозиционер, а где преданный номенклатурщик[758].

Оппозиционеры попробовали действовать в низах и овладеть некоторыми первичными организациями партии. Партаппарат, уверенный в своих силах, пошел на организацию обсуждения решений июльского объединенного пленума ЦК и ЦКК в низовых партколлективах. Первоначально в Москве состоялось собрание партактива московской организации, затем в июле-августе развернулась кампания по обсуждению пленума на районных и уездных активах, а потом и по первичным ячейкам. Несмотря на отпускной летний период в обсуждении принял участие почти весь наличный состав организаций (по Москве — около 50 %, в деревенских ячейках — до 95 % от общего состава)[759].

Лейтмотив официальных выступлений — за единство партии против раскольничества. Выступающие, в большинстве из проверенных рабочих, опасались, что оппозиционеры сумеют отколоть часть партии и дискуссия может превратиться в инструмент раскола. Поэтому активисты из очень важной ячейки ОГПУ вообще говорили, что возвращение к вопросам, по которым у партии есть ясное решение, ни к чему и дискуссию следует ограничить. (Профессиональный взгляд. Понятно, что в этом деле помощь чекистов имела бы исключительное значение.)

Особые надежды оппозиция возлагала на партийные организации Красной армии, где еще должны были помнить своего славного вождя Троцкого. Но именно поэтому аппаратом Цека в армии была проведена особенно тщательная работа, которая принесла свои плоды. Некоторые военные организации прямо заявляли, что надежды некоторых представителей оппозиции, что коммунисты армии будут опорой оппозиции в борьбе с партией, — никогда не сбудутся. «Тов. Троцкий претендует в вожди — безнадежное для него дело», — подобное слышалось на многих военных собраниях. Исключение Зиновьева из состава Политбюро в большинстве случаев приветствовалось, но вместе с тем укреплялось недоумение: «Кажется странным и непонятным, как это так — пленум ЦК открыто заявляет, что Троцкий является главой оппозиции и все-таки остается в Политбюро»[760].

В противоположность оживленному поведению сторонников линии ЦК, приверженцы оппозиции отмалчивались. Так, в Замоскворечье, как и в Хамовниках, до открытого выступления в защиту оппозиции осмелел только один голос и лишь на Красной Пресне — целых три. Однако именно оппозиционерам принадлежало большое количество анонимных записок, поданных в президиумы собраний, которые зачастую носили не только антицековский, но и прямо антисоветский характер. Кроме этого единая тактическая линия сторонников оппозиции совершенно очевидно и повсеместно проявилась в их демонстративном уходе с собраний перед голосованием.

Обыватели московских районов в своих почтовых ящиках обнаруживали подметные воззвания за подписью «Ленинград». В листовках типа «прочти и передай другому» говорилось: «Товарищи! ЦК ВКП(б) обвиняет в оппозиции часть нашей организации, которая видя неправильную линию ЦК ВКП(б) открыто об этом говорит. Несомненно, что линия ЦК неправильная. Спросите об этом любого рабочего с завода и он скажет, что ЦК ведет к старому, буржуазному миру народы Социалистического Союза. ЦК ведет к гибели и партию и государство. Посмотрите, послушайте и вы увидите, что Крупская и Зиновьев правы» и т. д.[761]

В Костроме в августе один из выступавших в защиту Зиновьева и Лашевича заметил, что Политбюро шесть месяцев не руководило государством, в результате возникла трещина в государственном финансовом плане, покачнулся червонец, увеличилось количество растрат, рабочий класс вытесняется из горсоветов[762].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное