Бурцев тянул вестфалца к крутому берегу Вислы. Сбросить пленника вниз, спрыгнуть самому, а там уж как-нибудь на лошадь – и деру… Ага, размечтался!
Нежданно хитрый разворот, подсечка, тычек…
Падая, Бурцев мертвой хваткой вцепился в «шмайсер». Удержать любой ценой, иначе – смерть! Однако штандартенфюрер даже не предпринял попытки завладеть оружием. Опрокинув противника, фон Берберг побежал к своим. Быстро бежал. В обычном доспехе так не побегаешь…
Не поднимаясь, лежа на спине, Бурцев вскинул автомат, прицелился. Если сейчас, да в спину, промеж лопаток – не промахнется! И вряд ли от выстрела с такой дистанции спасет хваленая броня, рассчитанная на мечи и стрелы. Но нельзя! Нельзя, блин… Он побоялся даже садануть по ногам. А ну как шальная пуля пойдет выше, чем следует? А ну как сделает дырку не там, где нужно. С кого тогда будет спрос о милой Аделаиде?
Вестфалец снова все рассчитал правильно. Знал, мерзавец: полковник Исаев не выстрелит. Сейчас, во всяком случае – не выстрелит. От обиды на глазах выступили слезы. Бурцев со злости куснул снег. Холодом обожгло губы и язык. Он смачно сплюнул.
– Ладно, повстречаемся мы еще с тобой, ублюдок, – процедил он. – Скоро повстречаемся! На Аделаиду лучше не рассчитывай, гад!
А пули вновь вспарывали воздух над головой и взметали вокруг фонтанчики снега. Монахи-автоматчики быстро смекнули, в чем дело – возобновили стрельбу. Плотным огнем цайткоманда отсекала Бурцева и прикрывала беглеца…
– Вацлав! – надрывался внизу Освальд.
– Ох, ненавижу! – орал Бурцев.
Он перекатился на живот, отполз назад, залег в овражке у самого обрыва. И все шмолил в сердцах по темным пятнам на белом снегу, пока в последний раз сухим голодным лязгом не ударил затвор. Все! В магазине – пусто. А запасного – нет.
– Ва-цлав!!!
Бурцев кубарем скатился на лед Вислы. Зашвырнул бесполезный «шмайсер» в сугроб – пускай поищут, фашики! Все уже были в седлах, все ждали только его.
Уходили вдоль берега. Уносились, сломя головы по снежно-ледяной кромке. И успели-таки вовремя скрыться за спасительным речным изгибом.
Наверное, автоматчики цайткоманды ожидали подвоха, потому и подбежали к обрыву не сразу. Не подбежали, даже – подкрались. Чтобы увидеть, как ветер завьюживает поземкой следы копыт на заснеженном льду.
Ветер выл и смеялся над ними. Было поздно – пешцам не догнать конных. Не догнать и беспощадным невидимым стрелам. Когда из леса к Висле подъехали, наконец, всадники фон Грюнингена, четверо беглецов умчались уже слишком далеко. Ливонская погоня вернулась ни с чем.
…То была дикая и долгая скачка. Изнурительная, безумная, бесконечная. Остановились только тогда, когда взмыленные кони окончательно выбились из сил. Нельзя было уже не останавливаться. Еще немного – и животные падут, а без них – никуда. Требовалась передышка. И пришло время для отложенных объяснений.
– Почему ты здесь, Освальд? – сразу спросил Бурцев. – Почему вы оба здесь, чтоб вам пусто было! Почему не во Взгужевеже? Вы хоть знаете, что там сейчас творится?!
Лицо добжиньца побагровело, перекосилось от ярости. Заиграли желваки. Брови – сдвинуты. Зубы – оскалены. Потом гнев схлынул. Пришло уныние.
– Взгужевежа захвачена, Вацлав. Я выбрался чудом. И унес с собой только одну жизнь врага. Этого мало, очень мало.
Бурцев глянул на Сыма Цзяна. Спросил по-татарски:
– Отряд Шэбшээдея? Раненые?
– Вся мертвая, – потупил взор старый китаец.
– Это были не братья ордена Святой Марии, – хмуро продолжал Освальд. – И не мазовцы. И не куявцы. Над моим замком висит хоругвь с неизвестным мне гербом.
– Что за герб?
Добжинец исподлобья глянул на Бурцева. Невесело усмехнулся:
– С каких пор ты стал разбираться в геральдике лучше меня, Вацлав?
– Что за герб, Освальд? – наседал он.
Нужно было убедиться. На все сто.
Поляк пожал плечами. Процедил сквозь зубы:
– Нехороший герб. Очень нехороший. Изломанный крест.
Добжиньский рыцарь обнажил меч. Точными штрихами вычертил на снегу шесть линий. Вышла свастика.
Крестовый дранг
Они появились там, где их никто не ждал. Появились так, как не появляются люди из плоти и крови.
Посреди подвального этажа древней башни-донжона – в необычайно длинном и широком для замковых подземелий коридоре, что вел к запертой сокровищнице, вдруг, из ниоткуда возникло призрачное свечение цвета разбавленной крови. Сияющий круг проступил на грубо сбитом столе, за которым коротала время ночная стража. И тяжеленный стол дрогнул. Затрещали, ломаясь, дубовые доски. Посыпались на пол опустевшие кружки, нехитрая снедь и игральные кости.
Два воина охраняли здесь разбойную добычу своего господина. Приставлены они были, скорее, для порядка – ни один обитатель замка не посмел бы покуситься на спрятанное хозяйское добро. Но вооружение стражей все же позволяло взять с незваных гостей дорогую цену за проход по просторному коридору.