Ордер на возмездие

Микроавтобус уже выехал на шоссе Энтузиастов и мчался вперед, не останавливаясь. Светофоры на перекрестках мигали желтым.

– У тебя по-другому, что ли? – поинтересовался водитель.

– Я приучил себя не думать. Сделал и забыл.

– Так не бывает, – улыбнулся шофер, – когда-нибудь, да вспомнишь.

– Честно, научился, натренировался. Я не сами события забываю, а помню их так, будто они не со мной произошли, будто бы я за всем откуда-то со стороны наблюдал.

– Вот и теперь забудь, – рассудительно предложил водитель, выпуская дым тонкой струйкой в сторону соседа.

Подберезский просыпался медленно. Он чувствовал, что становится невыносимо жарко, тело его покрылось горячим потом. Он открыл глаза. В комнате было абсолютно темно. Слышались странные звуки, словно что-то булькало, гудело за дверью в помещении тира. Такой звук издает кипятильник, опущенный в стакан с водой, прежде чем та закипит.

Людмила еще спала, но ее тело сделалось влажным от пота. На ощупь Подберезский нашел выключатель, щелкнул клавишей, но свет так и не зажегся.

«Что за черт? – подумал Андрей, и первая мысль о том, что шум связан с вентилятором, отпала. – Раз света нет, значит, тот не работает».

В темноте Андрей даже забыл о том, что раздет, подошел к двери и лишь прикоснулся к круглой металлической ручке, как отдернул пальцы. Та была раскалена, словно ее минут пять грели паяльной лампой.

– Андрей, что такое? – послышалось из темноты. – Здесь так жарко, выключи вентилятор! У меня просто голова раскалывается.

И тут за дверью послышались хлопок и стеклянный звон. Это взорвалась бутылка с джином, стоящая под стойкой бара. Обжигая пальцы, Андрей повернул круглую металлическую ручку, и дверь тут же сама с шумом распахнулась.

Огонь вспыхнул с новой силой. В тире уже выгорела большая часть кислорода, и относительно свежий воздух из кабинета вызвал вспышку горения.

Людмила завизжала, когда увидела, как языки пламени рванулись в комнату, как вспыхнули волосы на голове Подберезского.

– Андрей!

Она начала задыхаться. Прежняя жара не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось теперь. Раскаленный воздух ворвался в кабинет. Уже дымилось ковровое покрытие, дьявольские отблески плясали по потолку, по оклеенным белыми обоями стенам.

Пожар в тире бушевал вовсю, рассыпались на черные лохмотья, падали, носились в воздухе, подхваченные огненным смерчем куски формы, в которую были одеты манекены. Пластмасса плавилась, булькала. От барной стойки остался лишь металлический остов. Одна за другой взрывались бутылки с крепким спиртным, и огненные шары взвивались в воздух.

Подберезскому не раз приходилось попадать в ситуации, когда решение надо принимать немедленно, когда не правильный выбор стоил жизни. К парадному выходу было не пробиться, тот находился в дальнем конце тира, и сквозь огонь и дым невозможно было рассмотреть дверь. Оставалась лишь металлическая дверь, ведущая из подвала в подъезд. Ее от кабинета отделяло пятнадцать метров бушующего, ревущего пламени. Но и оставаться здесь означало погибнуть.

Вентиляцию включить невозможно, сгорела проводка, да и приток свежего кислорода только раззадорит пожар. Человек, рискующий жизнью, часто в мыслях представляет себе то, как сможет погибнуть. Но никогда Андрей Подберезский не думал, что ему может быть уготована смерть в заполненном огнем подвале, в его собственном тире.

Он даже не раздумывал. Правильное решение, единственно возможное, пришло к нему само.

– Закрой дверь! – кричала Людмила. – Закрой! , – Уходим! – крикнул Подберезский девушке так, словно он был не с ней, а являлся командиром отделения.

– Куда?

– В огонь!

– Мы должны переждать здесь, вызовут же пожарных!

Андрей не стал напоминать Людмиле о том, что металлическая дверь заперта изнутри на засов, да и огня снаружи никто не увидит, горит лишь подвал.

В том, что это поджог, он уже не сомневался.

– Бежим! – крикнул он Людмиле.

Путаясь в штанинах, он натягивал брюки на голое тело. Девушку парализовал страх. Да если бы она и попыталась одеться, трясущиеся руки свели бы все ее усилия на нет. Андрей схватил со столика кофеварку, где в колбе плескался давно остывший кофе, и вылил его на простыню.

Людмила смотрела на него ничего не понимающими глазами, когда он кутал ее в одеяло, а сверху обматывал смоченной в кофе простыней. Ей казалось, что Подберезский сошел с ума, особенно после того, как он поцеловал ее в губы и опустил на лицо край одеяла.

Девушка почувствовала, как ее подхватывают сильные мужские руки.

Андрей, глубоко вздохнув воздухом, уже почти непригодным для жизни, рванулся в огонь. Он уже не думал о себе, вернее, думал лишь о том, чтобы не потерять сознание раньше, чем вынесет Людмилу из пылающего подвала. Он чувствовал, как потрескивают, горят на голове волосы, как исчезают в раскаленном воздухе, рассыпаясь в пепел, ресницы, брови, но добрался-таки до железной двери.

Он вцепился в раскаленный металлический засов и не чувствовал боли. От жары засов заклинило. Продолжая держать Людмилу на руках, Подберезский ударил босой ногой по засову, и тот отскочил.