Орехов

Дождь поддает с новой силой, "дворники" торопливо снуют влево-вправо по ветровому стеклу перед глазами, едва успевая стирать водяную муть. Впереди на опушке лесочка неясно возникает какая-то черная долгополая фигура и спешит наперерез машине, молитвенно или угрожающе воздевая руку с палочкой. Другая, маленькая фигурка выскакивает на шоссе.

Долгополая старушонка в облипшем на голове платочке и девочка машут автобусу, стоя на краю канавы. Грибники, наверное, с рассвета по лесу лазали, вишь, полные ведра, прикрытые листочками, еле тащат.

Машина приближается полным ходом, и водитель уже видит лицо старушонки, она отчаянно машет кривой лесной палочкой на машину, как бы пугая и грозясь загородить ей дорогу, машет, точно корову загоняет, лицо ее принимает молящее, жалобное выражение, но в тот момент, когда она понимает, что машина проедет мимо, разом меняется, делается злобным, мстительным, она уже знает, что останется сейчас со своей тяжелой ношей, с хныкающей девчонкой на заливаемой ливнем дороге и долго будет топать эти длинные мокрые километры до дому, проклиная черта автобуса и многое другое заодно, и в эту самую минуту она замечает, что автобус чуть замедлил ход. Останавливается?.. Встал! С треском распахивается дверь, кондукторша, высунувшись, кричит: "Давай, бабка, живей, живей!" - и бабка, боясь упустить свое счастье, прямо по грязи, подталкивая перед собой девчонку, опрометью, спотыкаясь, почти падая на ступеньках, вваливается в машину.

Двери захлопываются, и машина спешит набрать снова скорость, чтоб наверстать потерянные минуты, и никто опять не видит лица водителя, который не оборачивается, сидя один в своей кабине.

Поселок за поселком остаются позади, и вот конечный путь длинного загородного рейса - Миткали. На деревенской площади последние пассажиры спеша расходятся во все стороны, попрыгав с подножек на мокрую землю. Машина плавно разворачивается в точности по дугообразным отпечаткам собственных колес от прежнего рейса, проехав мимо чайной и продмага. Остывает разгоряченный мотор. Тишина. Орехов распахивает дверь кабины, чтобы подышать воздухом, не спеша закуривает.

Кондуктор Дина, тонко перетянутая ремнем по форменной куртке, брезгливо перепрыгивает через белую глинистую лужу - она в хороших туфлях подходит к Орехову и протягивает ему большое румяное яблоко:

- Из нашего сада, бери, не стесняйся, у нас навалом!

Она вытаскивает из кармана куртки еще одно яблоко - поменьше. Обтерев его рукавом, надкусывает и с треском отламывает кусок крепкими белыми зубами. С полным ртом она небрежно усмехается:

- Кое-кто воображает, что ты все деньги пропиваешь. На самом деле этого нет.

- Еще чего? - Орехов по очереди затягивается папиросой и откусывает от яблока.

- Может, ты копишь? Но этого тоже нет. Ты не жмот. А от компании отказываешься и лопаешь винегрет в одиночку.

- Ну дальше что?

- Неизвестно, хотя, скорей всего, довольно понятно. Кому-нибудь отдаешь. И всего верней, сдуру.

- Как раз коплю на путешествие в Сахару, - равнодушно сплевывая, замечает Орехов.

- Ничего похожего, - презрительно отмахивается Дина. - Но себе отказываешь.

- А пошла-кось ты подальше. Пристала тоже! - с раздражением Орехов хватается за ручку, чтобы захлопнуть дверцу, но Дина, привалившись плечом, не пускает.

- Потише!.. - Дина, задумчиво щурясь, смотрит на верхушку старого дуба во дворе чайной. - Я тебя сперва почти ненавидела, Орехов, - она говорит, стоя спиной к кабине, так, точно он где-то сидит на крыше чайной. - А теперь я просто влюблена в тебя, что ты за человек. Жалко, что ты старый.

- Очень удачно для тебя получилось, что я состариться поспел.

Дина с интересом оборачивается:

- Это почему же удачно? - Она позабыла про верхушку дуба и даже жевать перестала.

- Получилась бы безответная у тебя любовь.

- Это почему же безответная? Скажите пожалуйста: безответная! Ты просто меня, должно быть, не разглядел как следует.

- Ты меня не разглядела.

- Разглядела, не волнуйся. Да ты и не очень старый. Только душевной лирики в тебе ни хрена нету. Ага, замолчал! Гордиться-то нечем. Надолба!

- Что, что, что?

- Ну пень. Железный!.. Э-э, да не притворяйся, сам понимаешь, ты же бывший танкист!

- Тьфу! Тебе-то откуда известно?

- Кто чем интересуется, узнает... Ой, цирк!.. Ты не слыхал, что бабка-то сказанула? - вдруг расхохотавшись, Дина чуть не падает со смеху, хватается за ручку двери. - Ну забыл? С девчонкой, которую мы на дороге подобрали, палочкой грозилась! Мокрая, как леший, на сиденье плюхнулась, удобно, размякла и давай поучать: "Ентая машина... - это она про наш автобус, понимаешь? - у меня примеченная. Морда широкая, добрая, всегда остановится, подхватит!.. А вот та, что с желтой мордой тут ходит, сволочь, махай не махай, прокатит мимо, еще всю лужу на тебя выплеснет!.." Слыхал такое? А я ведь тоже на тебя бесилась раньше, что ты рейс задерживаешь!

- Очень интересно, - отмахивается Орехов. - Однако ты смотри, наши пациенты уже собираются, две с половиной минуты в твоем распоряжении, ты бы сбегала куда надо, пока не поздно!