Орехов

Добравшись до переулка, он завернул за последний угол и еще издали услышал бестолковое рычанье мотора грузовика и скрежет переключаемых передач. Подойдя ближе, увидал машину, груженную дровами, которая толклась на месте, то дергаясь рывками вперед, то пятясь задним ходом, старалась въехать и все не попадала в узкие ворота двора.

Водитель-мальчишка неумело дергал машину, а учить дурака, когда тот уже сел за руль, поздно. Орехов прошел мимо двора, где толпились встречавшие машину жильцы дома, радостно волнуясь, что вот им привезли дрова.

Окна в обоих этажах дома были освещены, а некоторые растворены настежь, и оттуда гремело радио, во дворе кричали оживленные голоса, подвывал мотор и вообще похоже было на праздник.

Он подошел к двери и с удивлением отметил, что она точно такая, какая хранится в его памяти. А ему ведь начинало казаться, что ничего этого нет на самом деле: ни такой двери, ни этого окна, ни переулка - все только в его воспоминании или воображении. И очень странно было вдруг видеть на самом деле эту дверь прямо с улицы, прежде тут, кажется, была какая-то маленькая лавчонка, а уж после устроили это однокомнатное помещение для жилья. Квартирой такое жилище военного времени никак не назовешь.

Все-таки дверь, оказывается, существовала и все то, что могло быть за ней, тоже. Это его глубоко изумило. Он постучался очень тихо, так, что его не услышали. И тут он вдруг разозлился и вспомнил, кто он такой и зачем приехал, и увидел свою рожу, как в зеркале, и постучался громко и грубо, как должен стучаться человек с такой рожей, и тотчас услышал тоненький голосок:

- Войдите.

И вошел.

Девчонка лет двенадцати остолбенела, вытаращив на него глаза, и сделала недовольную гримасу:

- Я думала, Валя вернулась!

- А что? Значит, ее нет?

- Она скоро придет... - разглядывая его вдруг похитревшими глазами, сказала девочка и почти льстиво осведомилась: - А вы к ней? Дожидаться будете?

- Подожду.

- Вот и хорошо, ждите, посидите, а я побегу - дрова привезли! - Не дожидаясь ответа, она шмыгнула мимо него в дверь и исчезла.

Никаких сеней или прихожей в этой комнате-лавочке, конечно, не было. Прямо с улицы двойная дверь вела в самую середину помещения, то есть в спальню, столовую и все прочее.

Он поставил чемодан, прикрыл за собой дверь и, сняв шапку, огляделся. Над головой в верхнем этаже музыка продолжала греметь, со двора доносились галдящие голоса, и мотор грузовика бурчал поспокойнее, - вероятно, дуралей шофер наконец прицелился получше и попал в ворота.

Он услышал легкий кашляющий смешок, огляделся и никого не увидел.

- Ну, я же тут... - проскрипел тонкий голосок, и в головах постели шевельнулась марлевая занавеска, как полог прикрывавшая кровать.

Он подошел и сквозь марлевую занавеску разглядел белое детское лицо, очень маленькое на непомерно большой подушке. Слегка повернув в его сторону голову, девочка смотрела пристально и вдумчиво, потом ее бледные припухшие губы шевельнулись, и она спросила:

- Я тебя не видела?

- Нет.

- Женька убежала? А ты не уйдешь, пока мама не вернется?

- Нет, я ее подожду.

- Ну честно?

- Сказал, подожду.

- Ну смотри! - сказала девочка и устало прикрыла глаза.

Он присел на табуретку прямо посреди комнаты, обеими руками держась за шапку у себя на коленях. Громкая музыка на верхнем этаже кончилась, и теперь по радио пела женщина что-то капризно-слезливое, точно ее дверью прищемили и не пускают, ныла, наверное, еле слышно где-нибудь за тысячу километров, всунув в рот микрофон, точно зубную щетку, а тут ее хныканье перекрывало даже грохот разгружаемых дров.

"И что меня принесло? - думал Орехов. - Зачем я тут?" - и с ненавистью слушал певицу.

- Подойди, пожалуйста, поближе, - тихонько попросила девочка.

Он положил шапку на табуретку и нерешительно подошел.

- Ножки... - со вздохом проговорила девочка и закрыла глаза.

- Это как? - тупо глядя на нее сквозь марлю, спросил Орехов.

Девочка удивленно посмотрела:

- Вот мученье с тобой!.. Что ты не понимаешь? Руки у тебя есть? Руками возьми. Ну потискай ножки.

Он стянул с себя пальто, не оглянувшись, бросил его назад на табуретку, услышал, как оно сползло и, щелкнув пуговицами, упало на пол, и, приподняв край марлевого полога в ногах кровати, отвернул мягкий угол ватного рябого одеяла.

- Ну куда ты полез? - прохныкала девочка капризно и смешливо и пошевелила ногами под одеялом где-то очень близко к подушке, как ему показалось. Он никак не думал, что она такая маленькая. Одеяло пришлось отвернуть наполовину, и только тогда он увидел ее ноги, высовывавшиеся из узеньких дудочек зеленых ситцевых штанишек пижамки, и узенькие белые ступни с пальцами, похожими на горошины.

Горошинки нетерпеливо зашевелились, и Орехов поневоле присел с самого краю, протянул, стесняясь, свои огрубелые, прокуренные, вагонные, пивные руки, взял и потихоньку сжал хрупкие ступни девочки.

- Так?